Особенности еврейской правовой системытекст автореферата и тема диссертации по праву и юриспруденции 12.00.01 ВАК РФ

АВТОРЕФЕРАТ ДИССЕРТАЦИИ
по праву и юриспруденции на тему «Особенности еврейской правовой системы»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ПРИМАКОВ ДЕНИС ЯКОВЛЕВИЧ

•♦04/^47

ч.

Особенности еврейской правовой системы: сравнение еврейского и мусульманского права (УН-ХШ вв.)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук

Специальность 12.00.01 —Теория и история права и государства; история учений о

праве и государстве

1 9 МАЙ 2011

Санкт-Петербург - 2011

4847247

Диссертация выполнена на кафедре теории и истории государства и права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: доктор юридических наук, профессор

Козлихин Игорь Юрьевич

Официальные оппоненты: доктор юридических наук, профессор (Петрозаводский государственный университет)

Дусаев Ростислав Науфальдович кандидат юридических наук, доцент (Российский государственный педагогический университет им. Л. И. Герцена)

Черноков Алексей Эдуардович

Ведущая организация: Московский Государственный Университет имени М.В.Ломоносова

Защита состоится " 24 " мая 2011 года в 18.00 часов на заседании совета Д.212.232.67 по защите докторских и кандидатских диссертаций при^Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 119026, Санкт-Петербург, Васильевский остров, 22-я линия., д.7.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан "_"_2011 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат юридических наук,

доцент

М.А. Капустина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Анализ особенностей еврейской правовой системы УН-ХШ вв. через сравнение принципов еврейского и мусульманского права отвечает на актуальные вопросы, связанные с пониманием степени аутентичности еврейской и мусульманской правовых систем. В данной работе еврейское право рассматривается, в первую очередь, с точки зрения того, как еврейская правовая система конструировала на протяжении долгого времени понятия справедливости, морали, ответственности и правосудия. Актуальность выбранной темы трудно переоценить, поскольку до настоящего времени компаративистский анализ еврейского и мусульманского права среди российских ученых не привлек должного внимания. Эта тема актуальна и в свете концепции «диалога культур»: без исследования развития правовых институтов в каждой из правовых систем невозможно понять сами эти культуры. Кроме того, как отмечает российский правовед М. Н. Марченко, без глубокого понимания сущности и содержания иудейского права невозможно до конца понять современное израильское право, особенно семейное законодательство, которое создавалось и по сей день развивается на основе религиозных, национальных, исторических и социальных традиций и обычаев1.

Именно через историко-правовой компаративистский анализ двух схожих правовых систем четче просматриваются особенности каждой из них. В данной работе предполагается очертить круг вопросов, возникающих при сравнительном анализе двух правовых систем2 — Галахи и Шариата, — главным образом в период

1 Марченко М. Н. Теория государства и права. М., 2004. С.280-281.

2 Если существование мусульманской правовой системы с ее особенностями признают практически все компаративисты (см. рассуждения о разных классификациях Д. Армиджона, Б. Э. Нольде, X. фон Вольфа, А. А. Эйсмана, Р. Давида Р. Леже в кн.: Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 100-106), то о еврейской правовой системе, существовавшей, начиная с 70 г. н. э., когда был разрушен Второй Иерусалимский Храм, и до образования государства Израиля в 1948 г., упоминают вскользь либо вообще замалчивают. Исключение составляют работы М.Н. Марченко, но он говорит об иудейском праве как о целостной системе, в корпус которой входят наравне с Библией и Талмуд (без упоминания о существовании двух Талмудов: Иерусалимского и Вавилонского). Марченко М. Н. Религиозные правовые системы. Иудейское право // Курс сравнительного правоведения. М., 2002. С.898. Диссертант будет придерживаться название «еврейское право» как точный перевод с иврита понятия мишпат иври, "закрепившегося в израильском правоведении для обозначения средневекового еврейского права. О проблеме периодизации израильского права см.: Barak A, Israel Legal History //The History of Law in a Multi-Cultural Society and Israel 1917-1967/Ed. by R. Harris, A. Kedar. P. 383;

становления мусульманского права, и попытаться выявить направления взаимовлияния. В соответствии с данной логикой в работе проведен анализ трех основополагающих принципов еврейского права («Не на небесах она», «Закон государства — закон» и принципа обновления традиции), которые формируют три измерения еврейской правовой системы — внутреннее, внешнее и динамическое (во времени).

Степень разработанности темы. Для современных ученых исходным постулатом во всех исследованиях является утверждение, что иудаизм наряду с каноническими христианскими установлениями, римским правом и сасанидско-персидскими правовыми обычаями влиял на становление мусульманского права3. Вместе с тем вопрос о степени воздействия иудаизма на ислам остается дискуссионным. Исследователей можно разделить на две группы: тех, кто не видит влияния иудаизма и Талмуда на становление мусульманского права (И. Голдциер4, М. Кадури5, Н. Кулсон6, Дж. Шахт7), и тех, кто рассматривает иудаизм в качестве отправной точки в вопросе влияния на ислам (Р. Бруншвиг8, А. Гейгер9, X. Гиршфельд10, Ш. Д. Гойтейн11, А.Кац12, X. Лазарус-Яфе13, Г.Либсни", Я. Мерон'5, С. С. Торри16, В. Фиджеральд17).

Harris R., Lehoviski A., Kadar К. Bein Mishpat le-Historia: al ha-Istoriografia shel ha-Mishpat ha-Israeti // Iunei Mishpat. 2002. Nov. P. 351-389.

3 Подробнее см.: Motzki H. The Role of Non-Arab Converts in the Development of the early Islamic Law //

Islamic Law and Society. 1999. Vol. 6. P. 293-317.

4 Goldziher I. 1) Usages Juifs // REJ. 1894. Vol. XXVIII; 2) The Principles of the Law in Islam // The Historians' History of the World. London, 1904.

5 Khadduri M, Liebesny H. J. (eds.). Origin and Development of Islamic Law. Washigton, D. C.,

1995.

* Coulson N. J. A History of Islamic Law. Edinburg, 1971.

7 Schacht J. 1) Introduction to Islamic Law. Oxford, 1966; 2) The Origins of Muhammadan Jurisprudence. Oxford, 1950.

8 Brunschvig R. Hermeneutique normative dans le Judaisme et dans le I'lslam // Brunschvig R. Etudies sur I'lslam calassique et l'Afrique du Nord. London, 1986. P. 233-252.

* Geiger A. Was Hat Muhammad aus dem Judenthem Aufgenommen? Berlin, 1833.

10 Hirschfeld H. 1) Jüdische Elemente im Koran. Berlin, 1878; 2) New Research into the Composition and the Exegesis of the Qoran. London, 1902.

" Гойтейн Ш. Д. Арабы и евреи. М., 2001. С. 64-66; Goitein S.D. 1) Studies in Islamic history and institutions. Leiden, 1968; 2) Minority Setfrule and Government Control in Islam // Stud ¡a Islamica. 1970. N31. P. 101-116; 3) The Birth Hour of Muslim Law // The Muslim World. 1960. N 50. P. 23-29; 4) The Interplay of Jewish and Islamic Law // International Conference of Jewish Law in Legal History and the Modem Word / Ed. by B. S. Jackson. Leiden, 1980 (и ряд других статей иа иврите).

12 Katsh A. I. Judaism and Islam. New York, 1954.

4

В последнее время сформировалась третья группа исследователей (В. Бриннер18, Я. Ласснер", Г. Либзон20, Б. Льюис21, М. Б. Сасон22, Н. Стиллман23 и др.), которые критически относятся к группе сторонников влияния иудаизма на ислам, однако признают, что резкое изменение вектора влияния в еврейско-арабских отношениях произошло только к VIII в., когда вследствие стремительного развития ислама и идеологии «зимми» в роли реципиентов начали выступать евреи. По мнению автора, следует придерживаться последней точки зрения. Все многообразие концепций и, соответственно, поводов для их формирования можно свести к двум объяснениям: с одной стороны, разница в подходах обусловлена различными идеологиями, которых придерживались ученые, с другой — историей развития исследований. Так, на начальном этапе предметом изучения было становление мусульманского права и хадисоведения (например, у И. Голдциера и Дж. Шахта). Сравнение мусульманского права с другими правовыми системами проводилось лишь для обозначения контекста. На втором этапе появились исследователи, принадлежавшие к группе «Wissenschaft des Judentums» (такие как А. Гейгер и X. Гиршфельд) или к сообществу еврейских ученых (в первую очередь — Ш. Д. Гойтейн, А. Кац, X. Лазарус-Яфе, Я. Мерон), которые по-новому рассматривали арабо-еврейские отношения в Средние века, пытаясь найти в них

13 Lazarus-Yafe И. Intertwined Worlds. Princeton, 1980 (и ряд статей на иврите, напр.: Lazarus-Yafe Н. Bein Halacha be-Yehadut le-Halacha le-Islam («Между правом в иудаизме и правом в исламе») // Tarbiz. 1981. N51. Р. 206-265.

14 Liebesny И. J. Foreign legal systems: a comparative analysis. Washington, 1981.

15 Merort Y. Ha-Din Muslmani ba-reiya ha-shvatit («Мусульманский закон в сравнительном освещении»). Иерусалим, 2001.Р.36-274.

16 Топу С. С. The Jewish Foundation oflslam. New York, 1933.

17 Fitzgerald V. Nature and Sources of the Shari'a // Law in the Middle East / Ed. by M. Khadduri, H. J. Liebsny. Washington, D. C., 19S5. P. 85-112.

18 Brinner W. Introduction // Judaism and Islam Boundaries: Communication and Interaction / Ed. by В. H. Hary. Brill, 2000. Vol. 27. P. 22.

19 LassnerJ. The «One who had Knowledge of the Book» and the «Mighties name» of God. Qu'ranic exegesis and Jewish cultural Artifacts // Studies in Muslim Jewish Relations / Ed. by R. L. Nettler. Vol. 1. P. 59-74.

20 Libson G. Jewish and Islamic Law: a comparative Study of Custom during the Gaonic Period. Cambridge, 2003.

21 Lewis B. The Jews oflslam. Princeton, 1984.

22 Sason B. Tzmihat ha-Kehila ha-Yehudit be-Artzot ha-lslam: Kairuan, 800-1057 («Расцвет еврейской общины в странах ислама: Каир 800-1057»). Иерусалим, 1997 (иврит).

23 StillmanN. A. The Judeo-Islamic Historical Encounter: Visions and Revisions // Israel and Ishmael: Studies in Muslim-Jewish Relations / Ed. by Tudor Pafitt. Curson, 2000. P. 1-12.

ключ к решению современных проблем, связанных с арабо-еврейским конфликтом. Третий этап можно охарактеризовать как постромантический: именно к этому времени была проделана огромная работа по исследованию множества материалов из каирской Генизы и других средневековых текстов, на основании которых можно было бы делать более детальные и точные выводы о векторах влияния одной правовой системы на другую.

Надо заметить, что большая часть научных работ написана на английском языке и иврите, обнаружить труды по этому вопросу на русском языке автору не удалось. Однако в последнее время наметился интерес к изучению еврейского права со стороны отечественных ученых: например, переиздана дореволюционная работа А. П. Лопухина по библейскому праву24, переведены на русский язык «Судейское усмотрение» А. Барака25, «Еврейское право» М. Элона (под общ. ред. профессора СПбГУ И. Ю. Козлихина)26 и ряд важных постановлений Верховного Суда Израиля27. Из-под пера профессора МГУ М. Н. Марченко вышла серия статей, посвященных еврейскому праву28. Тем не менее, сравнение еврейской системы права с другими системами права пока не становилось предметом специального изучения.

Цели и основные задачи исследования. Цель данной работы состоит в выявлении особенностей еврейской правовой системы на примере анализа трех принципов еврейского права и сравнения идей, лежащих в основе этих принципов, с идеями мусульманской юридической доктрины. С учетом этой цели основными задачами исследования являются:

Лопухин А. П. Законодательство Моисея: Исследование о семейных, социально-экономических и государственных законах Моисея с приложением трактата: Суд над Иисусом Христом, рассматриваемый с юридической точки зрения. Вавилонский царь Аммураби: и его новооткрытое законодательство в сопоставлении с законодательством Моисеевым, М., 2005.

25 Барак А. Судейское усмотрение / Вступ. ст. М. В. Баглая. М., 1999.

26 Элон М. Еврейское право. СПб., 2002.

27 Еврей — кто он? Национальное и религиозное определения еврейства в прецедентах постановлений Верховного Суда Израиля. М.; Иерусалим, 2007.

28 Марченко М. И.: 1) Основные принципы иудейского права // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2001. Вып. 1. С. 65-77; 2) Основные формы взаимосвязи и взаимодействия иудейского религиозного права с израильским светским правом в процессе разрешения общих проблем // Там же. Вып. 4. С. 63-78; 3) Очерки развития еврейского права: Рецензия на книгу Менахема Алона «Еврейское право» // Правоведение. 2003. № 3. С. 201-210. 4) Религиозные правовые системы. Иудейское право И Курс сравнительного правоведения. М., 2002. С.897-1021.

1. Изучить и проанализировать становление и развитие принципов еврейского права на материале талмудической литературы и оригинальных трудов средневековых еврейских ученых, написанных на иврите, арамейском и арабо-еврейском языках.

2. Изучить и проанализировать современные достижения научной мысли по данному вопросу на иврите, английском и русском языках.

3. Очертить специфику восприятия права в религиозно-традиционных системах права.

4. Выявить и проанализировать взаимодействие еврейского права с другими правовыми системами, в первую очередь, с мусульманской правовой системой. Определить степень влияния мусульманской правовой доктрины на еврейскую правовую мысль и выявить основные сходства и различия в понимании права, судебной деятельности и правовой автономии в еврейских и мусульманских источниках.

5. Изучить и определить онтологическое своеобразие еврейской правовой системы УН-ХШ вв.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются талмудические трактаты (Тр: Брахот, Ябамот, Санхедрин, Пиркей Авот), а также сочинения средневековых еврейских (Маймонид и Садия Гаон) и мусульманских (аш-Шафии) ученых.

Предмет исследования составляет описание особенностей еврейской правовой системы (УП-ХШ вв.) через анализ взаимовлияния еврейского и мусульманского права.

Методологическими основами исследования являются общенаучные методы (синтез, анализ, аналогия и системный анализ) и методы частнонаучного познания (формально-логический, филологический, историко-правовой, сравнительно-правовой, формально-юридический).

Теоретическую основу диссертации составили труды российских и зарубежных компаративистов права: Р. Давида, И. Ю. Козлихина, X. Кетца, В.И. Лафитского, Р. Леже, М. Н. Марченко, А. X. Саидова, К. Цвайгерта, теоретиков права: С. С. Алексеева, А.Барака, Г.Дж Бермана, Г. Кельзена, В. С. Нерсесянца, А. В. Полякова, А.Ф. Черданцева; ученых, писавших об антропологии права: Б. Малиновского, Т. Парсонса, Л. Роузена, П. Сорокина, Ф. Хайека, историков еврейской и мусульманской правовых систем: Ш. Д. Гойтена, Н. Кулсона, Г. Либзона, Б. Льюиса, Л. Р. Сюкияйнена, Дж. Шаха, М. Элона, А. Энгларда, и средневековых мыслителей: Фомы Аквинского, С. Гаона, Маймонида, аль-Фараби, аш-Шаифи.

Научная новизна диссертационного исследования. В данном исследовании впервые в отечественной литературе предпринята попытка очертить своеобразие путей становления еврейского права, его взаимосвязи с другими правовыми системами (в частности, с Шариатом). Также впервые в России подвергнуты сопоставлению воззрения еврейских талмудистов и классиков мусульманской правовой доктрины.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ

1. В первое столетие после возникновения ислама (VII-VIII вв.) еврейская традиция влияла на становление мусульманского права. Доказательством тому служит распространения такого литературного жанра, как «сказания пророка» (ар. Кысас ан-набиа— i/а-аЭ), другое название которых «исраилят» (израильские) говорит об их еврейском происхождении. Существование хадисов, объясняющих такие установления, как побивания камнями за адюльтер, число ежедневных молитв, пост в день Ашура, не могут быть выведены на основании текста Корана, но восходят к еврейскому источнику - Танаху. Однако с X в. еврейская правовая мысль начала воспринимать идеи мусульманских правовых школ.

2. Влияние мусульманской правовой доктрины на развитие одного из принципов еврейского права - «Не на Небесах она», предоставляющий человеку право изменять и комментировать закон, нашло отражение в комментариях Маймонида. Спор между сторонниками традиции (ар. ахль аль-хадис) и людьми собственного суждения (ар. ахль ар-ра'и) в мусульманской доктрине, закончившийся к IX-X вв. победой сторонников предания и установлением таклида (прекращением практики свободного суждения по поводу текстов Писания), повлиял на еврейского средневекового законоучителя в вопросе о том, кому позволительно и кому воспрещено изменять Закон. Позиция Маймонида по сужению круга субъектов, полномочных устанавливать законы, не стала общепризнанной в еврейской среде, поскольку принцип «Не на Небесах она» через признание позитивных норм, выносимых человеком, устанавливает правовой плюрализм. Благодаря этому принципу, позитивные нормы признаются наравне с божественными нормами, выраженными в Писании.

3. В еврейской и мусульманской правовых системах традиция выступает источником права. Но в еврейском праве традиция, в отсутствие развитых законодательных и судебных функций, занимает более важное место по сравнению с исламом. Еврейская традиция (кабала или масорет), так же как и мусульманская традиция

(иснад и таклид), как источник права являлась основой, в терминах Н. Колдера2', для полемической идеологии, сторонники которой ратовали за буквальное понимание священных текстов и отрицали право свободного суждения. Вместе с тем в еврейском праве традиция стала фундаментом для построения жизнестойкой системы, тогда как в мусульманском праве таклид строго противопоставлялся иджтихаду (свободное суждение)30.

4. Мишна и сунна формально являются объектами одного порядка: мирадраши в мишне, подобно хадисам в сунне, воспринимались как сборники законодательной практики, корпусы преданий устной традиции. Однако восприятие мишны у евреев отличалось от понимания сунны мусульманами. Хадисы повествуют о днях жизни одного человека— пророка Мухаммеда, тогда как мидраши представляют собой компендиум историй паранормативного характера. Поэтому еврейским мудрецам легче было рассматривать корпус устной традиции — мишну — в качестве интерпретации (мидраш — как способ), а не как новое законодательство, и, следовательно, ликвидировать «противостояние» между своими постановлениями (галахот де-рабанан) и Писанием (галахот де-орайта). Таким образом, в иудаизме не произошло разрыва между традицией и рационализмом, что позволило сделать Галаху более гибкой.

5. Лояльность евреев к власти, юридически закрепленная в принципе «Закон государства — закон», была выше, чем у мусульман, но имела свои границы. Этот принцип применяется только в делах имущественных (мамуна — ХБаа) и неприменим, когда речь идет о делах ритуальных, о религиозных запретах и разрешениях — о том, что называется исура (КПСХ).

29 Calder N. Studies in Early Muslim Jurisprudence. Oxford, 1993. P.157.

30 Ijtihad (букв, усердие, прилежание, настойчивость) — поиск правил поведения на основе рационального, но субъективного толкования постулатов и положения Корана и Сунны в том случае, если в этих источниках обнаруживаются пробелы. Рассуждение о том, закрылись ли ворота иджгихада, см.: Hallaq W. В. Was the Gate of Ijtihad Closed? II International Journal of Middle East Studies. 1984. Vol. 16. P. 314352; Nyazee Imran A. K. Theories of Islamic Law: The Methodology of Ijtihad. New Delhi, 2007. После IX в. существовала концепция taklid'а (букв, имитация, подражание), т.е. строгого следования нормам. «Таклид стал нормой и привел к превращению юридических и богословских школ в отдельные и замкнутые секты. Иджтихад стал считаться греховным» (Maududi A. A. A short History of the Revivalist Movement in Islam. Lahore, 1979. P. 65-66; Hallaq W. B. Law and Legal Theory in Classical and Medieval Islam. Aldershot, 1995.) См. также работу: Hallaq W. В. Authority, Continuity, and Change in Islamic Law. Cambridge, 2002, где рассматривается соотношение между тающдом и иджгихадом.

6. Статус судьи (хахам) в еврейском праве имел полифункциональный характер: совмещал в себе законодательные и правоприменительные функции. В исламе, однако, можно проследить разделение между профессиональным предназначением улема (от араб, "илм" — "наука") — ученого-богослова и факиха — правоведа, занимающегося проблемами юридической доктрины (фикха)\ между кади — официальным должностным лицом, решения которого выносятся от имени государства (власти, халифа) и обязательны для сторон спора, и хакямом, призванным разрешать тяжбы на добровольных началах, источником власти которого не является санкция государства.

Теоретическая и практическая значимость работы. Данное исследование расширяет область знания, связанную как с историей правовых систем (мусульманской и еврейской), так и с историей правовой мысли в Средние века на Востоке; выступает в качестве источниковедческой базы для исследований в области еврейского и мусульманского права; может также послужить ключом к пониманию современного израильского законодательства. Выводы и исследуемые материалы могут использоваться при разработке учебных пособий и преподавании курсов сравнительного правоведения, истории зарубежного государства и права.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования изложены в докладах на следующих научных форумах: XI и XII Молодежные конференции «Путь Востока. Общество, религия, политика» (апрель 2008 и 2009 г., Санкт-Петербург), Международная конференция «Диспозиции Средневековья: опыт дифференциации мировых цивилизационных центров» (доклад для темы «Исламское Средневековье?») (ноябрь 2009 г.), Научно-практическая конференция «Международные отношения: вчера, сегодня, завтра» (юридический факультет СПбГУ, 8-9 октября 2010 г.), — а также в ряде статей.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, каждая из которых разделена на параграфы, заключения, списка источников (15) и литературы по данной тематике на русском (90), английском (103) языках и на иврите (34).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, рассматривается состояние разработанности темы, определяется цель и задачи исследования, методологическая основа, формулируется общий замысел исследования и обосновывается выбор хронологических рамок исследования. Хронологические рамки исследования (УИ-ХШ вв.) обусловлены тем фактом, что

10

еврейское право сопоставляется с мусульманским правом, начало которого было положено с возникновением ислама на Аравийском полуострове в 622 г.31, и по конец XIII в., когда европейцы изгнали мусульман с территории Испании и начался упадок арабо-мусульманской культуры. А вместе с этим закончился «золотой век» арабо-еврейских взаимоотношений, когда взаимообмен и диалог правовых культур между мусульманами и евреями практически прекратился. После того как Папа Римский Иннокентий IV в 1252 г. санкционирует инквизицию, арабы и евреи больше не являются участниками совместного спора, а живут каждый своей судьбой, «выпадая из истории».32

Презюмируется также перечень общих для двух культур (еврейской и мусульманской) положений, которые вывел Щ. Гойтейн:

а) иудаизм был полностью развитой религиозной системой, когда арабские мусульмане совершали свои первые завоевания;

б) мусульманский религиозный закон, как показали недавние исследования, развивался в основном в Ираке, главном центре еврейской науки;

в) ислам по своей природе был склонен учиться у других религий;

г) бескомпромиссный монотеизм Мухаммада должен был побудить хотя бы часть его приверженцев искать наставлений у столь же строгих монотеистов.

К данным выводам также стоит добавить, что иврит и арамейский, на которых был написан Талмуд, входят в единую языковую группу семитских языков с арабским языком. Поэтому знакомство с еврейскими писаными источниками для зарождающегося ислама не составляло проблемы.

Первая глава «Принцип "Не на небесах она"» разбита на несколько параграфов.

Параграф первый («Шариат и Галаха: точки соприкосновения») посвящен сравнению терминов Шариата и Галахи. Анализируются их сходства и различия на этимологическом (дескрипционном) и содержательном уровнях. Обсуждается содержание термина мишпат (закон, право) и его отличие от Галахи. По этому вопросу сформировались две точки зрения. М. Элон под мишпатом понимает лишь нормативную часть Галахи. Такая классификация напоминает классическое исламское разделение Шариата на две части: муамалат (^Ь. «отношения»,

11 Датой возникновения ислама считается 622 год, ознаменовавшийся переселением (ар. хиджра) пророка Мухаммеда из города Мекки в Медину. С этого года исчисляется мусульманский календарь (летоисчисление по хиджре).

32 О еврейско-арабском взаимодействии как о «симбиозе культур», а также о выпадении из истории арабов после XIII в. см.: Гойтейн Ш. Д. Арабы и евреи. М., 2001. С.15-16.

11

«сношения»), регулирующую общественные (гражданские) отношения, и область культа — ибадат (<^Ч)33. Вместе с тем в другом месте своего труда М. Элон пишет, что «несмотря на единство источников Галахи и характер мышления ее носителей, они отлично различали одну часть от другой, дела имущественные (денежные, финансовые), объединяемые термином «мамона» (Ю1йа), от всех прочих, именуемых «исура» (ХПО1!*)»34. Таким образом, исуре, которая включает в себя ритуальные запреты и разрешения, соответствует ибадат, & мамоне — муамалат.

Другой израильский правовед И. Энглард опровергает точку зрения М. Элона в ряде своих статей. Так, он утверждает, что, несомненно, запретное и разрешаемое в Галахе обеспечиваются угрозой общественной санкции, которая есть суть нормативной части — мишпат. Кроме того, с точки зрения методологии «весь нормативный корпус Галахи должен изучаться в рамках одной научной области. Религиозная основа Галахи должна не только избежать научного игнорирования, но и стать исходным пунктом исследования»35.

Как указывает X. Коэн, в еврейском Писании под термином «мишпат» обозначали компендиум нормативных актов, судебный процесс и, через метонимию, само судебное решение36. В этом смысле мишпат логично сравнить с многозначным арабским понятием адль, которое в основном своем значении определяется как справедливость, но более соответствует не позитивному «закону», а морали, правоотношению, и в конечном итоге праву как балансу сил, — в то время как мишпат ближе к понятию «закон»37. Кроме того, в диссертации проводятся параллели между ивритским законом (нормой) хок и арабским хак (правда, истина), а также между ивритским термином дин (религиозная норма) и арабским дин (религия).

На основании изложенного делаются следующие выводы. Во-первых, несмотря на наличие в иврите синонимического ряда, соответствующего понятию «право» (Галаха, мишпат, дин, хок, асура), термин «Галаха» выступает основным. Надо учитывать, что юридические конструкции в то время только входили в оборот, и их употребление отличалось неустойчивостью и незавершенностью38. Это

33 Подробнее см.: Coulson N. J. A History of Islamic Law. Edinburgh, 1964.

34 Элон M. Указ. соч. С. 159.

3! Englard!. Op. cit. P. 37.

36 Cohen H. ha-Mishpat («Право»), Yerushalaim, 1996. P.4-8.

3' Rosen L. The Anthropology of Justice: Law as Culture in Islamic Society. Cambridge, 1989. P.158.

38 Черданцее A. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург,

1993. С. 151.

касается как восточной, так и западной традиции права. Так, Г. Дж. Берман в книге «Западная традиция права: эпоха формирования» пишет: «Некорректно было бы сказать, что в римском праве эпохи Юстиниана и до нее не было общих понятий вообще... Однако эти понятия не воспринимались как идеи, пронизывающие все нормы и определяющие их применимость. Они не рассматривались с философской точки зрения... Понятая римского права были привязаны к определенным юридическим ситуациям. Таким образом, можно сказать, что хотя в римском праве присутствовали понятия, там отсутствовало определение самого понятия»39. Во-вторых, Галаха, как и Шариат, в первую очередь мыслится в рамках неразрывной связи с религиозным контекстом. Не случайно, что одно и то же слово дин означает на иврите «закон», а на арабском — «религию». Согласно типологии П. Сорокина, средневековую европейскую культуру необходимо отнести к типу идеациональной культуры, все сферы которой подчинены религиозным ценностям. Однако вследствие папской революции, происходившей во время правления папы Григория VII, западная система права быстрее освободилась от религиозной формы деонтологии и стала регулироваться исключительно каноническим правом. Подобная двойственность церковной и светской юрисдикции была не знакома иудаизму вовсе40. В-третьих, Галаха— это не только совокупность, или корпус правовых текстов, но также посредник между традицией как объективной величиной и человеком. Последнее будет важно при изучении принципа «ло бе-шамаим хил.

Во вторам параграфе («Принцип «Не на небесах галаха») анализируется внутренняя черта еврейской правовой системы — принцип ло бе-шамаим хи. Согласно этому принципу, галаха есть результат человеческой деятельности, другими словами, нормы. и законодательная деятельность, отраженные в талмудической и постбиблейской литературе, достаточно легитимны для применения, при условии, что они не должны противоречить нормам библейского канона. Восприятие данного принципа не было однозначным среди еврейских мыслителей. Например, такие мыслители, как Иехуда Ха-Леви, Авраам ибн Дауд де-Поскрьера не видели никакой надобности в ограничении полномочий пророков, священников и судей в установлении и интерпретации Закона, в то время как Маймонид отстаивал концепцию ограниченного вмешательства в законодательную деятельность, согласно которой пророкам отказано в законодательных

39

Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1994. С. 151-152.

В исламе мы можем говорить о существовании фактически двух юрисдикции.

полномочиях, но священники, левиты и судьи наделены правом комментировать Святое Писание.

В третьем параграфе («Между позитивным правом и юснатурализмом в исламе и параллели в иудаизме») исследуется вопрос об индивидуальной интерпретации Закона в обеих религиях. Идея, заложенная в принципе «Не на Небесах гапаха» и его эволюция перекликается с мусульманским правовым диспутом между ахль ал-хадис, или «знатоками преданий», и представителями ахль апь ра'и, то есть «людьми собственного суждения» по поводу законности правотворческой деятельности человека и применения механизма иджтихада. Отголоски этого диспута видны в концепции Маймонида о запрете пророкам устанавливать Закон.

В параграфе четвертом («Традиция в исламе и в иудаизме») автор выделяет ряд положений.

Первое положение. Эйдетически облик Галахи имеет двойственный характер. С одной стороны, в мидраше «Шемот раба» сказано, что Моисею одновременно с Письменной Торой была дарована и Устная Тора. Таким образом, презюмируется, что Устная Тора имеет божественный источник. Еврейский философ Иосеф Альбо, живший в Х1У-ХУ вв. в Испании, развивает мысль, заключенную в данном мидраше: «Невозможно, чтобы Тора Всевышнего, благословен Он, удовлетворяла наши потребности во все времена, так как условия жизни и отношения между людьми и их дела все время меняются и обновляются. Невозможно такое множество проблем включить в одну книгу. Поэтому Моисею на Синае были преподаны общие пути и в Торе, где содержатся вкратце намеки, дабы в каждом новом поколении с их помощью мудрецы могли бы извлекать из Учения все новые и новые потребности»41. С другой стороны, мудрецы всячески подчеркивали примат человеческого фактора, исключительные полномочия знатоков Галахи в ее дальнейшем развитии. М. Элон предлагает разрешить данное противоречие таким образом: «... Источник Галахи — на небесах. Место Галахи, ее жизнь и развитие — не на небесах, а в жизни людей и общества»42. Поэтому принцип О'Ч^р? ТО1?? (ламед миламед бекодашим), который значит, что «для всех законов Торы галаха, полученная путем применения правил комментирования, имеет ту же ценность, что и Галаха, упомянутая в тексте Торы»43, ставит знак равенства между галахот де-

Цит. по: Элон И. Указ. соч. С. 372.

Там же. С. 233.

Штейнзапьц А., рае. Указ. соч. С. 182.

орайта и галахот де-рабанан. Другими словами, Устная Тора и Письменная Тора имеют равную силу.

Второе положение. Еврейская традиция (каббала или масорет), так же как и мусульманская традиция (иснад или таклид), в качестве источника права являлась основой (по терминологии Н. Колдера44) для полемической идеологии, сторонники которой ратовали за буквальное понимание священных текстов и отрицали право на свободное суждение. Именно «статичная» традиция рассматривалась как «ограда» (саяг или худуд) для всего права, однако в еврейском праве традиция стала фундаментом для создания жизнестойкой системы и не противостояла изменениям, тогда как в мусульманском праве таклид строго противопоставляется иджтихаду. Другими словами, если в еврейском праве традиция являлась отправной точкой для законодательной деятельности человека, то в исламе проблема выбора таклида или иджтихада — это часть представления о пределах возможностей человеческого разума, о допустимости суждения по богословско-правовым вопросам45.

В исламе поборниками иджтихада выступали основатели первой рационалистической школы — мутаззилиты, которые оказали огромное влияние на еврейских мыслителей Средневековья. Например, знаменитый еврейский философ и политический деятель Саадия Гаон, который воспринял идеи мутакаллимов, напрямую связывает традицию и разум в «Книге верований и мнений». Так, он говорит, что убеждение проистекает из четырех источников: 1) внешняя реальность; 2) разум, т.е. знание о добре и зле; 3) выводы на основе разума; 4) традиция Торы (которая, что очевидно, включает в себя и Устную Тору)46. По этому поводу К. Сират замечает: «Саадия был убежден, что Тора и наука суть побеги одного древа; они никак не могут противоречить друг другу, а если кажется, что между ними есть какое-то противоречие, то это объясняется ошибкой в логике наших рассуждений или нашей неспособностью правильно интерпретировать текст Откровения. Этот оптимизм, эта глубокая убежденность в наличии гармонии между верой и разумом характерны для Саадии, и вся "Книга верований" базируется на идее идентичности традиции и разума»47.

Третье положение. Мишна и сунна формально являются объектами одного порядка: мирадраши в мишне, подобно хадисам в сунне, воспринимались как сборники законодательной практики, корпусы преданий устной традиции. Однако

Calder N. Studies in Early Muslim Jurisprudence. Oxford. 1993.

Левин З.И. Реформа в исламе: быть или не быть? М., 2005. С.67.

Подробнее см.: Сират К. История средневековой еврейской философии. М., 2003. С. 50-52.

Там же. С. 51-52.

восприятие мишиы у евреев отличалось от понимания сунны мусульманами. Хадисы повествуют о днях жизни одного человека— пророка Мухаммеда, тогда как мидраши представляют собой компендиум историй паранормативного характера. Поэтому еврейским мудрецам легче было рассматривать корпус устной традиции — мишну — как толкование (мидраш — как способ), а не как новое законодательство и, следовательно, ликвидировать «противостояние» между своими постановлениями (галахот де-рабанан) и Писанием (галахот де-орайта).

Следствие установления интерпретации — это решительный отказ от профетической традиции. Маймонид неспроста так категорично заявлял о запрете пророкам быть законодателями — библейская борьба по созданию метода, отличающего лжепророков от истинных пророков (Кн. Втор. 13:2-6, 18:9-22), оказалась актуальной и в раввинистическом иудаизме, когда многие люди пытались быть пророками. Таким образом, в иудаизме не произошло отрыва традиции от разума, что позволяло делать Галаху более гибкой и пластичной.

По мнению исследовательницы Вегнер, сопоставление Трактата Брахот и положений юриспруденции аш-Шафии отчетливо демонстрирует влияние первого источника на последний. Трактат Брахот, в котором содержатся доктрины о святости устного закона (Брахот 56), соединении письменного откровения и устной традиции как божественных источников права (Микра и Мишна, см. Брахот 5а, и «коре вэ-шоненп, см. Брахот 46), легитимности правила, основывающегося на мнении большинства (араб, иджма, см. Брахот 9а, 46а), традиционно изучался всеми евреями, поэтому перечисленные принципы были знакомы ханифитской правовой школе, особенно аш-Шафии. «Для открытия таких идей не требовалось много времени или усилий, и даже не требовалось знания языка первоисточника талмудического текста»48. Хотя данное утверждение не бесспорно, оно показывает направление влияния: от еврейских талмудических источников к мусульманской юридической доктрине (фикх).

Вторая глава («Принцип «Закон государства— закон») посвящена принципу «Закон государства— закон», определяющего отношение еврейского права к нееврейскому законодательству. Неоднозначное исследование Бат-Йеор49 монография иерусалимского ученого Самуила Шило50 послужат базой для изучения

48 Wegner J. R. Islamic and Talmudic Jurisprudence: The Four Roots of the Islamic Law and Their Talmudic

Counterparts II American Journal of Legal History. 1982. Vol. 26. P.52.

49 Бат-Йеор. Зимми: евреи и христиане под властью ислама. Иерусалим, T.I-II, 1991.

50 Shilo Sh. Dina de-Malkhuta — Dina («Закон государства — закон»), Иерусалим, 1980.

16

сущности принципа Dina de-Malkhuta— Dina («Закон государства— закон»), который, во-первых, в диссертационном исследовании отражает внешнее измерение еврейской правовой системы, социальные отношения, а во-вторых, демонстрирует всю сложность самого воплощения идеи «самоограниченной юрисдикции» еврейских мудрецов в Средние века.

Первый параграф («Национальное и религиозное в иудаизме») посвящен анализу национального и религиозного в иудаизме на примере как средневекового законодательного свода «Шульхан арух», так и ряда постановлений Верховного Суда Израиля, в которых раскрывается принципиальная неотделимость еврейской национальности от религии. Как подчеркивают М. Бубер51 и Р. Гавинзон52, особенность традиционной еврейской идентификации заключается в неразрывной связи нации с религией.

Второй параграф («Определение принципа») строится на раскрытии сущности принципа Дина де-Малхута — Дина («Закон государства — закон»), который был введен в Талмуд в Ш веке н. э. вавилонским амораем Рабби Шмуэлем (Вавилонский Талмуд, Бава Кама 113а). Относительно этого принципа в еврейской традиции было больше единодушия, чем по поводу принципа «Не на небесах она».53 Многие признавали, что принцип «Закон государства— закон» необходим в случаях, когда мудрецы Талмуда обосновывали свои галахические решения по поводу пошлин и налогов, налагаемых властями на евреев, или касательно признания документов и договоров законными и обоснованными, составленных в нееврейских учреждениях, и по другим вопросам (Трактат Гитин, Раши).

Два примера (из сочинения «Свиток Ахимааца» (руатм лУда) Ахимааца Бен Пантилеея и о письменном сопровождении сделок с недвижимостью (Трактат Бава Батра, 54-72)), исследованные в диссертации, отражают некоторые особенности применения принципа «Дина де-малхута— дина». Делается вывод, что данный принцип применяется только в делах имущественных (мамуна — Ю1НП) и неприменим, когда речь идет о делах ритуальных и религиозного культа — о том, что называется исура (ктш). С. Шило в статье «Равенство как мост между

51 Бубер M Еврейский гуманизм. Киев, 1998. С. 130.

!г Гавизон Р. О праве еврейского народа на суверенное государство // Еврейское государство в начале XXI веке: Сб. ст. / Под ред. А. Д. Эпштейна. М., 2008. С. 94.

53 По поводу применения этого принципа в Диаспоре и связанных с ним сложностей смотрите актуальную до сих пор работу Лео Лендмона: Landman L. Jewish Law in the Diaspora: Confrontation and Accommodation. Jerusalem, 1968.

еврейским и секуляриым правом»54 отмечает, что данный принцип означает равенство перед законом. Это положение, согласно которому закон должен применяться в равной степени ко всем жителям, в отличие от других аспектов данного принципа, у мудрецов не вызывал сомнения. Исследователь также утверждает, что «даже если Еврейское право стремилось воспринять и даже инкорпорировать некоторые секулярные правовые нормы властей, которые не имели одинаковой правовой силы для всех граждан, то рецепция такой нормы не происходила в еврейской правовой системе»55.

Подобное понимание данного принципа на мусульманских территориях, где жили евреи (в первую очередь территория Южной Испании (Андалусия и Гранада), область Прованс на юге Франции, вся Северная Африка (Магриб)), иногда не согласовывалось с теми требованиями, которые проистекали из юридического статуса евреев - зимми.

Юридический статус зимми, который распространялся на немусульманские народы, находящиеся под властью ислама, гарантировал «народам Книги» (араб. Ахль аль-Китаб), т.е. христианам и евреям, протекцию (араб, пиша) в обмен на согласие на определенные условия, в соответствии с которыми они обязаны были подчиняться мусульманскому правлению и признавать превосходство ислама.

Необходимо заметить, что среди исследователей нет консенсуса по данному вопросу. Одни, как Д. Гойтейн, Б. Льюис и Н. Стиллман, утверждают терпимость ислама по отношению к немусульманам. Например, Б. Льюис в книге «Евреи ислама» отмечает, что большинство дискриминационных мер, за исключением взимания налогов, носило скорее символический характер, нежели практический. «Зимми не принадлежали к классу носящих оружие, они обязаны были ездить на козле, а не на лошади, при этом они не ездили верхом, а садились в седло наподобие женщины. Из всех подобных унизительных норм особую опасность представлял тот факт, что, поскольку евреи не имели права носить оружие, они оказывались полностью беззащитными»56. Б. Льюис приходит к выводу, что в целом, в отличие от христианского антисемитизма, отношение мусульман к немусульманам базировалось не на страхе, ненависти или вражде, а на духе соперничества. Принятые эпитеты: для евреев — «обезьяны» (Коран 2:61, 5:65, 8:166), а для

Shilo Sh. Equity as a Bridge between Jewish and Secular Law //12 Cardozo Law Review (1990—1991).

757.

Ibid. P. 738-739.

Lewis B. The Jews of Islam. P. 36.

54

P. 73755

христиан — «свиньи»57. Другие исследователи, например Бат-Йеор, критически рассматривают еврейско-арабские взаимоотношения не только после создания государства Израиль в 1948 г., но и в течение всего периода, когда евреи жили под властью ислама58. Позиция X. Лазарус-Яфе занимает промежуточное положение в данной классификации: исследователь признает влияние ислама на евреев, но предупреждает об опасности скоропалительных выводов59.

В третьем параграфе второй главы («Правовое положение мусульман на немусульманских территориях») анализируется история мудехаров (мусульман, проживавших на христианских территориях), которая начинается приблизительно с X в., когда в королевствах на Пиренейском полуострове появляются так называемые мудехарские апъхаиы (общины), просуществовавшие вплоть до эдиктов о принудительном крещении мавров в ХУ-ХУГ вв.60

В заключении ко второй главе делается вывод, что в Средние века существование судебной автономии у различных конфессий, с одной стороны, и готовность к нормативному самоограничению — с другой, были порождением корпоративного общества. Государство, где существовали разные замкнутые социальные группы, такие как дворянство, горожане, ремесленные и торговые гильдии, не претендовало на централизацию. На первый взгляд такие разные политические образования, как халифат и европейские феодальные государства, готовы были даровать общинную автономию (евреям — в мусульманских и христианских регионах, маврам — в христианском регионе), будучи заинтересованными в налогах и выражая желание продемонстрировать веротерпимость.

Так или иначе, сравнивая исламский и еврейский подходы к определению национальности, можно заметить: и евреи, и арабы искали источник своей самобытности в Священном Писании (Коране и Танахе). Однако сама мысль об универсальности, к которой, как предполагается, должны прийти мусульмане всего

57 Ibid. Р. 33.

38 Позиция Бат Йеор не раз становилась объектом критики со стороны многих исследователей. Так, например, Р. Ирвин в рецензии по случаю выхода в свет английского издания: Bat Year, Kochan A/., Littman Ы. Islam and Dhimmitude: Where Civilisations Collide. Madison, 2001, пишет, что, описывая положения евреев

и христиан на арабских, турецких и персидских землях, Бат Йеор практически не использует материал на этих языках и т.д. {Irvin R. Books Reviews//Middle Eastern Studies. 2002. Vol. 38, N4. P. 213-214). " Lazarus-Yafe H. Bein Halacha.... P. 206-265.

60 Варьяш И. И. Правовое пространство ислама в христианской Испании XIII-XV вв. М., 2001, С.42 и далее.

мира, чужда еврейскому самосознанию. Основополагающие догматы национального самосознания диаметрально противоположны: согласно О. Халиди61, мусульманская умма по своей сути является доминантной (даже если не учитывать идеологию непрекращающейся войны против неверных— джихада), еврейская община интровертна ipso facto и выстраивала свои отношения с суверенами, ограничивая свою правовую автономию.

В третьей главе («Обновление традиции. Поиск оригинальности») обсуждается концепция обновления традиции, которая придавала еврейской правовой традиции жизнестойкость.

В первом параграфе («Определения границ обновления традиции») вначале анализируются взгляды мыслителей разных эпох на отношение права и религии (этики, морали). Еврейские авторы (С. Альбек, 3. Фальк, Й. Соловейчик, Левинас, X. бен Менахем) вслед за европейскими мыслителями (Фома Аквинский, Дж. Милль, П. Сорокин, Т. Парсонс) полагают, что необходимо отличать правовые нормы от религиозных норм, в которых заключены морально-этические установки, и что основой еврейской правовой системы следует считать этические нормы.

Этические нормы выражены в мицвот (еврейских заповедях): именно в них заключается отличие еврейского права от других правовых систем (в первую очередь мусульманской и канонической). С. Альбек62 в своей монографии о еврейском праве в талмудический период, а также С. Фальк63 и X. бен Менахем64 подчеркивали этические составляющие правовых норм, изложенных в Талмуде. Д. Синклер, Дж. Фор65 и Дж. Маки66 выявили влияние мусульманской мысли на правовое обоснование и классификацию еврейских заповедей.

1 Халиди О. Теоретические и практические аспекты жизни мусульман в Соединенных Штатах // Мусульмане в публичном пространстве Америки: надежды, опасения и устремления / Под ред. 3. X. Бухари. М., 2005. С. 111-112.

62 AlbekS. Mavo le-Mishna. Yerushalayim, 1995. P.15.

63 FalkZ. Law and Religion: The Jewish Experience. Jerusalem, 1981. P.15.

64 Menahem H. B. Is Talmudic Law is a religious Legal System? A provisional analysis // Quarterly Review. 2004. Vol. 94, N 1. P. 114-220.

65 Four J. Law and Hermeneutics in Rabbinic Jurisprudence: A Maimonidean Perspective I I Cardozo L. Rev. 1993. Vol. 14. P. 1650-1688.

66 Macy J.. The Rule of Law and the Rule of Wisdom: in Plato, al-Farabi and Maimonides // Studies in Muslim-Jewish Relations. Vol. 1 / Ed. by R. L. Nettler. Harwood, 1994. P. 205-232.

Во втором параграфе («Механизмы изменения галахи») анализируется концепция И. Кирша67, согласно которой механизмы внесения изменений в Галаху и частота их осуществления зависели от нескольких факторов, а именно: 1) от исторических процессов; 2) от объективных факторов, связанных с развитием Галахи, и 3) от личностей ее создателей.

Анализ двух классификаций мицеот, одна из которых была предложена средневековым мыслителем Маймонидом68, другая — не менее известным еврейским средневековым мудрецом Саадией Гаоном69, показывает, что в них отразилось влияние мусульманского права.

В классификации Маймонида количество заповедей (613) обосновывается путем сложения количества частей тела человека и числа дней солнечного календаря, что укладывалось в рамки еврейской традиции. «Расщепление» понятия права на четыре категории, как показал Дж. Маки, берет свое начало в сочинениях Платона и аль-Фараби. Другой исследователь (Д.Синклер70) трудов Маймонида приходит к выводу о том, что в его системе вера в Бога — это предписание, которое рассматривается как результат применения закона. Божественность права— не теологическое понятие, а правовой принцип, декларирующий, что этот закон «рассчитан» на все времена.

Маймонид чувствовал, что для обоснования изменений, которым подвергается Галаха с учетом требований времени (ивр. wftn ПИ мигдар милта), ее необходимо отделить как от еврейского закона, который ipso facto неизменен, так и от нееврейских установлений, которые относятся к области позитивного права. Подобное разделение известно еврейской традиции, которая признает заповеди де-орайта (КЛ""11К~Г) из Торы и заповеди де-рабанан ("|0~ГГ), установленные мудрецами. Те, что принадлежат к первой группе, зафиксированы раз и навсегда, не подлежат изменению.

Суть позиции Маймонида относительно механизмов изменения Галахи состоит в том, что Согласно концепции Маймонида, основное законодательство — Писаную Тору— нельзя расширять или сокращать, поскольку акт основного законодательства вечно существует в той же форме, в какой он существовал в

67 Kirsch J. Mahpehot be-Halacha. Yerushalayim, 2002. P.98.

68 Rambam. Sefer ha-Mitzvot / Transi, arab. Yerushalayim, 1976. P.4-5.

69 Perushei Rav Sacadyah Gaon li-Bereishit, Hotsi la-Or be-Tseruf Mavo we-Tergum, We-Hearot / Ed., transi. M. Zucker. New York, 1984. (пер. на иврит, P.171-172.)

70 Sinclair D. B. Legal Reasoning in Maimonidean Jurisprudence// L'Eylah. 1989. Vol. 29. P. 32-35.

момент дарования Торы, и всякое субсидиарное указание и отмена закона запрещены. Однако, если вносимые редакции носят акцессорный характер и рассматриваются в качестве части второстепенного законодательства, а выносящий постановление судья четко осознает это и заявляет, что конкретные действия разрешены или запрещены по Торе и он не собирается изменять закон самой Торы, — такое введение правила легитимно, ибо оно действует в области не основного, а второстепенного законодательства.

Согласно второй классификации, предложенной Саадием Гаоном, заповеди делятся на две группы по степени их рациональности. Саадия Гаон постулирует идею, в соответствии с которой заповеди, дарованные Богом, имеют равную императивную ценность, невзирая на степень рациональности и применимости их в жизни.

В третьем параграфе («Деятельность судьи») анализируется роль судьи при принятии решений и объем его полномочий. Автор приходит к выводу, что статус судьи как у евреев, так и у мусульман (согласно М.Кадури и Н.Кулсон72) включал в себя, кроме непосредственно судебных полномочий, также административные (исполнительные) полномочия. Другими словами, еврейский или мусульманский судья принимал участие в руководстве общиной, выносил решения, которые часто становились руководством, правилом по типу англосаксонского case law.

Такая функциональная размытость деятельности судьи отличается от западной традиции права, где управление правовыми учреждениями доверено специальному корпусу, представители которого занимаются правовой деятельностью на профессиональной основе в качестве своей более или менее основной работы. В еврейской традиции есть собирательное понятие хахам для обозначения человека, сведущего во многих областях, в том числе и в юридической сфере. Но еврейские мудрецы (хахамим) после разрушения Второго Храма в 70 г. выступали не столько как судьи (шофтим или кади), сколько как третейские судьи (араб, хакям), в том смысле что сила их решений была ограничена рамками еврейской общины. Более того, в исламе можно проследить разделение между профессиональным предназначением улема (от араб, "илм" — "наука") — ученого-богослова и факиха— правоведа, занимающегося проблемами юридической доктрины (фикха); между кади— официальным должностным лицом, решения

" Law in the Middle East: In 2 vols. / Ed. M. Khadduri, H. J. Liebesny. Washington, 1955. Vol. 1: Origin and

Development of Islamic Law. P .236-239.

12 Coulson N. J. A History of Islamic Law. Edinburgh, 1964. P.28-29.

которого выносятся от имени государства (власти, халифа) и обязательны для сторон спора, и хакямом, призванным решать споры на добровольных началах, источником власти которого не является санкция государства.

В заключении подводятся итоги исследования. Отмечается влияние концепций еврейских мыслителей на развитие принципов еврейского права, обосновывается значение еврейского права для современного израильского законодательства, в котором инкорпорируется «еврейское наследие» и то, что еврейское право продолжает быть живым источником для судебных решений современного Израиля.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ АВТОРОМ ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ НАУЧНЫЕ ТРУДЫ

Статьи, опубликованные в ведущих рецензированных научных изданиях, перечень которых утвержден ВАК Минобрнауки РФ:

1. Примаков Д Я. Систематизация гражданского законодательства Египта // Правоведение. 2008. № 5. С. 86-92.

2. Примаков Д Я. Применение принципа шариата в конституционном законодательстве Египта // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2008. № 4. С. 170-178.

3. Примаков Д. Я. Сущность и границы Принципа еврейского права «Не на небесах она» //Религиоведение. 2010.№ 10. С. 136-143.

4. Примаков Д. Я. Культурные особенности еврейской правовой системы: на примере сравнения еврейского и мусульманского права // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2010. № 2. С.131-134.

6. Примаков Д. Я. Особенности еврейской правовой системы на примере сравнения еврейского и мусульманского права // Вестник СПбГУ. Серия 14. Право, № 1.2010. С.98-109.

Статьи, опубликованные в иных научных изданиях:

7. Примаков Д.Я. Шариат и Галаха: точки соприкосновения: к проблеме сравнения мусульманского и еврейского права // Путь Востока. Материалы научной конференции. СПб., 2009. С.213-255.

8. Примаков ДЯ. Семейное законодательство Египта в XX в. и влияние западного права //Идеалы. Ценности. Нормы: VI международная научная конференция по востоковедению (Торчиновские чтения). 3-6 февраля 2010 г. / Сост. и отв. ред. С. В. Пахомов. - С.-Петербург, 2010. С.62-69.

Подписано в печать 19.04.2011г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,4. Тираж 100 экз. Заказ №2001.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
по праву и юриспруденции, автор работы: Примаков, Денис Яковлевич, кандидата юридических наук

Методология и историография исследования

История сравнения еврейского и мусульманского права

Глава 1. Принцип «Не на небесах она»

1.1. Шариат и Галаха: точки соприкосновения

1.2. Принцип «Не на небесах Галаха»

1.3. Между позитивным правом и юснатурализмом в исламе и иудаизме

1.4. Традиция в исламе и иудаизме

1.5. Выводы

Глава 2.Приницип «Закон государства - закон»

2.1. Национальное и религиозное в иудаизме

2.2. Определение принципа

2.3. Правовое положение мусульман на немусульманских территориях

2.4. Выводы

Глава 3. Обновление традиции. Поиск оригинальности

3.1. Определение границ обновления традиции

3.2. Механизмы изменения Галахи

3.3. Деятельность судьи

3.4. Выводы 119 Заключение 122 Библиография 135 Summary

ВВЕДЕНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
по теме "Особенности еврейской правовой системы"

Методология и историография исследования

Анализ особенностей еврейской правовой системы VII—XIII вв. через сравнение принципов еврейского и мусульманского права отвечает на актуальные вопросы, связанные с пониманием степени аутентичности еврейской и мусульманской правовых систем. В данной работе еврейское право рассматривается в первую очередь с точки зрения того, как еврейская правовая система конструировала на протяжении долгого времени понятия справедливости, морали, ответственности и правосудия. Актуальность выбранной темы трудно переоценить, поскольку до настоящего времени компаративистский анализ еврейского и мусульманского права среди российских ученых не привлек должного внимания. Эта тема тем более актуальна в свете концепции «диалога культур»: без исследования развития правовых институтов в каждой из правовых систем мы не сможем понять сами эти культуры. Кроме того, как отмечает российский правовед М. Н. Марченко, без глубокого понимания сущности и содержания иудейского права невозможно до конца понять современное израильское право, особенно семейное законодательство, которое создавалось и по сей день развивается на основе религиозных, национальных, исторических и социальных традиций и обычаев1.

Именно через историко-правовой компаративистский анализ двух схожих правовых систем четче просматриваются особенности каждой из них. В данной работе предполагается очертить круг вопросов,

1 Марченко М. Н. Теория государства и права. М., 2004. С.280-281. возникающих при сравнительном анализе двух правовых систем* — Галахи и Шариата, — главным образом в период становления мусульманского права, и попытаться выявить направления взаимовлияния. В соответствии с данной логикой в работе проведен анализ трех основополагающих принципов еврейского права («Не на небесах она», «Закон государства— закон» и принципа обновления традиции), которые формируют три измерения еврейской правовой системы ■— внутреннее, внешнее и динамическое (во времени).

Сравнительно-правовой анализ имеет ряд особенностей. Г. И. Муромцев в главе об аспектах соотношения культуры и права в монографии «Право и культура» приводит мнения JI. Фридмэна, Р. Давида и других ученых о соотношении права и кулыуры, на основе чего делает вывод о взаимосвязи таких понятий, как «право», «правовая семья», «правовая система», «правовая культура»: «В области теории права основными вехами

2 Если существование мусульманской правовой системы с ее особенностями признают практически все компаративисты (см. рассуждения о разных классификациях Д. Армиджона, Б. Э. Нольде, X. фон Вольфа, А. А. Эйсмана, Р. Давида Р. Леже в кн.: Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 100-106), ту еврейскую правовую систему, которая существовала начиная с 70 г. н. э., когда был разрушен Второй иерусалимский Храм, и до образования Израиля в 1948 г., упоминают вскользь либо вообще замалчивают. Исключение составляют работы М.Н. Марченко, но он говорит об иудейском праве как о целостной системе, в корпус которой входят наравне с Библией и Талмуд (без упоминания о существовании двух Талмудов: Иерусалимского и Вавилонского). Марченко М. Н. Религиозные правовые системы. Иудейское право // Курс сравнительного правоведения. М., 2002. С.898. Диссертант будет придерживаться название «еврейское право» как точный перевод с иврита понятия мшипат пери, закрепившегося в израильском правоведении для обозначения средневекового еврейского права. О проблеме периодизации израильского права см.: Barak А. Israel Legal History// The History of Law in a Multi-Cultural Society and Israel 1917-1967 / Ed. by R. Harris, A. Kedar. P. 383; Harris R., Lehoviski A., Kadar K. Bein Mishpat le-Historia: al ha-Istoriografia shel ha-Mishpat ha-Israeli // Iunei Mishpat. 2002. Nov. P. 351-389. этой эволюции были движение от "узкого", или нормативистского, понимания права через "широкую" трактовку его понимания к понятию правовой системы, а от него — к еще более общему понятию "правовая жизнь". В ходе этой эволюции все более изменялось и видение правовой действительности: включенные в понятие права нормы, правосознание и правоотношения становятся со временем элементами понятия "правовая система" <.> Правовая система есть категория, с одной стороны, сравнительного правоведения, с другой — теории права. В первом качестве она является исходной единицей при классификации правовых систем и одновременно основой для конструирования научной категории "семья правовых систем". Во втором качестве она отражает развитие системных представлений о праве, выступает как наиболее высокий абстрактный уровень системности права. Здесь понятие "правовая система", по сути, смыкается с понятием "правовая культура"»3.

На связь культуры и сравниваемого права указывает П. Круз, сравнительное правоведение имеет своеобразный «эклектичный характер», другими словами оно признает «важность взаимоотношений между правом и составляющими его нормами, с одной стороны, и историей, философией и культурой - с другой. Исследователи сравнительного правоведения исходят из того, что каждая сопоставляемая правовая система представляет собой «особое выражение (отражение) породившего ее духа народа и вместе с тем результат влияния на него многочисленных исторических событий, формирующих национальный характер, амбиций и менталитет».4

Для начала необходимо разрешить некоторые проблемы, связанные с определениями и характеристиками категорий. Как известно, существуют разные подходы к толкованию термина «принцип права», правоведы

3 Право и культура / В. С. Нерсесянц, Г. И. Муромцев, Г. И. Мальцев. М., 2002. С. 67.

4 Cruz Р. de А Modern Approach to Comparative law. Boston, 1993, P.4. не выработали единого мнения относительно его значения5. В данной работе мы будем исходить из того, что «принципы права — это исходные, определяющие идеи, положения, установки, которые составляют нравственную и организационную основу возникновения, развития и функционирования права»6. В контексте исследования правовые принципы, положенные в основу нормативной системы, могут рассматриваться как феномен, философский концепт. Изучение феномена связано с эволюцией его значения и содержания во времени, таким образом, предполагается применить исторический подход к его исследованию. Изучение концептов с помощью инструментария историка позволяет нам приблизиться к раскрытию истоков формирования юридической техники. Однако, если целью юридической догматики (концептуализма) оказывается выявление основ нормативной системы путем абстракции и систематизации, то исторический подход предполагает осмысление реальности7.

Как и другие правовые категории, правовые принципы могут оказывать воздействие и, в свою очередь, подвергаться влиянию иных правовых систем. По мнению К. Цвайгерта и X. Кётца, «становление права на национальном уровне происходит благодаря взаимодействию как "типичных факторов", повторяющихся повсеместно, так и нетипичных»8. К «нетипичным» факторам относятся специфика исторического развития народа, то есть в нашем случае миграция населения, и последствия рецепции права.

5 Подробнее об этом см.: Сурко Е. В. Правовые принципы в правовой системе, системе права и системе законодательства: теория и практика // Правоведение. 2006. № 2. С. 5561; Волкова C.B., Ильин A.B., Малышева Н.И. Принципы права // Правоведение. 2009. № 1. С.252-262.

6 Байтин М. И. О принципах и функциях права: новые моменты // Правоведение. 2000. № 3.С. 4.

7 О соотношении догматики и исторического подхода в еврейской правовой мысли см.: EnglardI. Mehkar ha-Mishpat ha-Ivri - Mahuto ve-Mataroto // Iyyunei Mishpat 1979. Vol. 6. P. 34-65.

8 Цвайгерт К., КётцХ. Указ. соч. С. 20.

История еврейского народа свидетельствует об его удивительной мобильности и восприимчивости к новым идеям, благодаря чему социальная адаптация к изменившимся условиям происходила не в ущерб религиозной идентичности.

Как указывает историк-медиевист А. Я. Гуревич, историко-сравни-тельный метод имеет широкую сферу применения. В одних случаях, сопоставляя феномены, относящиеся к разным периодам истории или географическим регионам, исследователи ставят своей целью обнаружение того общего, что связывает их. В других случаях сопоставление разных стран, например средневековой Франции и традиционной Японии (до реформ Мейдзи), не только подчеркивает их инаковость, но и служит более показательному анализу своеобразия рассматриваемых объектов9.

Как отмечает П.И. Пугинский, сравнительно-исторический метод (непосредственно компаративистика), отличается от сравнительно-правового метода (или сравнительного правоведения) тем, он предназначен «сопоставлять правовые объекты, взятые в разные исторические периоды и в различных социально-экономических условиях для установления того, чем и как обусловлено их единообразие и отличия. Такой разбор в целом подчинен требованиям историзма, исторического исследования правовых явлений»10.

Более того, как предостерегают К. Цвайгерт и X. Кётц, в компаративистском исследовании в области религиозных и этических норм требуется исключительно острожный подход к применению основного закона сравнительного права — презумпции идентичности (ргезшпрйо бипШШсЦгш), который гласит: «.различные правопорядку несмотря на все различия в своем историческом развитии, доктринальных взглядах и

9 Гуревич А. Я. История в человеческом измерении: размышления медиевиста // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. С. 44-86.

10 Пугинский П.И. Методологические вопросы правоведение // Правоведение 2010. №1. С.10. стилях функционирования на практике, решают очень часто одни и, те же жизненные проблемы вплоть до мельчайших деталей одинаково»11.

Р. Леже дополняет: «если исходить из систем, принадлежащих к различным семьям, то здесь также следует изучать элементы, выявленные в поле наблюдения, а для этого точно определить границы этого поля. Однако отправные для сравнительно-правовой работы системы настолько отличаются своими определяющими элементами и деталями своих институтов, что чаще всего надо будет выводить суждение о наличии или об отсутствии эквивалентности. <.> В одном случае нам следует искать всеобщую эквивалентность, тогда как в другом стараться выявить по крайней мере частичную эквивалентность»12.

Для данного исследования больше всего подходит метод асинхронного сравнения, при котором проводится сравнительный анализ отличных друг от друга, но имеющих определенные черты сходства политических и правовых систем.13 Те юридические формулы и принципы, которые станут предметом обсуждения в этой работе, идеографичны благодаря их тесной связи с самой сутью двух религий. Поэтому, сравнивая правовые принципы на материале галахи и шариата, и выявляя близкие черты, мы непременно будем учитывать аутентичность правовых феноменов.

Хронологические рамки исследования (VII-XIII вв.) обусловлены тем фактом, что еврейское право сопоставляется с мусульманским правом, начало которого было положено с возникновением ислама на Аравийском полуострове в 622 г. и по конец XIII в., когда европейцы изгнали мусульман с территории Испании и начался упадок арабо-мусульманской культуры. А вместе с этим закончился «золотой век» арабо-еврейских

11 Цвайгерт К, Këmi{X. Указ. соч. С. 58-59, 60.

12 Леже Р. Великие правовые системы современности. М., 2010. С.288-289.

13 Forrest J. Assinchronic Comparisons // comparing Nations. Concerts, Strategies. Substance / Ed. By M.Dogan, A. Kazancil. Oxford, 1995, P.260-295. Подробнее см.: Марченко M. H. Курс сравнительного правоведения. С.43-44. взаимоотношений, когда взаимообмен и диалог правовых культур между мусульманами и евреями практически прекратился. После того как Папа Римский, Иннокентий IV в 1252 г. санкционирует инквизицию, арабы и евреи больше не являются участниками совместного спора, а живут каждый своей судьбой, «выпадая из истории».14

Культурный диалог VII-XIII между арабами-мусульманами и евреями, жившими на их территориях15, имеет ряд особенностей, не учитывая которых сложно будет приступить к исследованию влияния культур на правовые институты и мысль средневековых правоведов.

Первая особенность является общей для тех, кто работает со средневековым текстом. Специфика средневекового текста для современного читателя состоит в утере связи между реципиентом текста и автором. Вследствие временной протяженности нельзя провести однозначных соответствий между культурой, в которой писался текст и культурой, где этот текст воспринимается через несколько столетий. «Даже восприятие формы текста становится неоднозначным. Замутняются метафоры, утрачивается связь между элементами сравнения. Возникает противоречивая ситуация: если читатель остается в границах своего времени, то текст оказывается как бы вне времени - за счет наслоения промежуточных временных протяженностей»16. Средневекового автора и его читателя связывали общие представления, символические знания о мире, совокупность норм и ценностей, принятых в обществе. Ц.Тодоров называет это «разделяемым» обществом знания (savoir partagé). Это

14 О еврейско-арабском взаимодействии как о «симбиозе культур», а также о выпадении из истории арабов после XIII в. пишет Ш.Д.Гойтейн. Гойтейн Ш. Д. Арабы и евреи. М., 2001, С.15-16.

15Аидалусский и Гранадский Халифаты в Южной Испании, Магриб - территория сегодняшнего Египта и Сирия, Марокко, Туниса, Иордании, Израиля и Средняя Азия -современный Ирак.

16Зюмтор П.Опыт построение средневековой поэтики. СПб., 2003, С.17. знание связывает автора и воображаемого читателя. Автор текста исходит из этих принятых в обществе представлений. Так на основе этого имплицитного знания развивается рассказ, и так адресат может расшифровать различные «писания», ему адресованные. Их взаимодействия определяет структуру текста17. Так или иначе, нам приходиться иметь дело с полимсесом, с культурным наслоением, то есть работать с историческим текстом, декодируя его, при этом, избегая примитивных аналогий и мифических доказательств.

Вторая особенность, характерная именно для арабо-еврейских отношений, это a priori неравные отношения между сторонами, и как следствие этого, перманентная полемическая направленность письма еврейских и мусульманских мыслителей. Текст Талмуда, сочинения Маймонида «Путеводитель растерянных» и «Второзаконие», труд Саадия Гаона, работы аш-Шафии и других являются «как отражением так, интерпретацией определенного состояния общества: сосредотачивая в себе напряжение между реальностью и идеальным образом, она преодолевает его в целостном тексте, продуцирующем внутренне связанное значение»18. Это подводит нас к тому, что текст - это идеологическое явление. В текст автор вкладывает определенное «видение мира», то есть данный культурный и исторический момент преломляются в искаженной перспективе, обусловленный личностью автора.

Как мы увидим, средневековый еврейский автор постоянно ввел plain de force полемику не только с еврейским окружением, но, в первую очередь, со своими собратьями по вере и по перу - с караимами19. Диалог

17 Лучинская СЛ. Образ Другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. СПб., 2001, С.21-22

18 Зюмтор, Указ. Соч. С. 19

19 Караимы — представители религиозного ответвления иудаизма, признававшие только писаную Тору. По поводу взаимодействия между караимами и ранним исламом см.: по мысли М.Бахтина находится в самом тексте: «Всякое высказывание, -писал М.М.Бахтин, - всегда имеет адресата. ответное понимание которого автор речевого произведения ищет и предвосхищает.»; «событие жизни текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний», представляя собой диалог адресата и адресанта, и это отношение находит отражение в «структуре самого высказывания»20.

История сравнения еврейского и мусульманского права

История компаративистских изысканий в этой области насчитывает около двух столетий. В более ранний период история права не становилась предметом изысканий западных ученых. Тем более трудно предположить возможность такого анализа в трудах ученых Востока, поскольку как для мусульманских, так и для еврейских мыслителей дарованные Богом галаха и шариат не были «подвержены» историческому процессу21. Такое восприятие их было связано с концепцией неподражаемости Корана, которую первоначально сформулировали философы мутаззилитского направления и позже дополнили мусульманские теологи и филологи22.

Ben-Shammai Н.\ 1) The Attitude of the Some Early Karaites towards Islam // The Jews in Medieval Jewish History / Ed. I. Twersky. Cambridge, Mass., 1984. Vol. 2. P. 3-40; 2) Between Ananites and Karaites: Observation on the Yearly Medieval Jewish Sectarianism // Studies in Islamic and Judaic Traditions: In 3 vols. / Ed. by M. Brinner. Atlanta, 1990. Vol. III. P. 19-27; Lasker D. J. Islamic Influence on Karaites Origins // Ibid. 1989. Vol. II. P. 2347.

20 Бахтин M.M. Проблемы текста // Вопросы литературы №10 М., 1976, С.123-152.

21 CoulsonN. J. A History of Islamic Law. Edinburg, 1971. P. 4.

22 См. статью, где упоминается латинский прецедент этого концепта: Greenbaum G. von. I'djaz // Encyclopedia of Islam: In 12 vols. / Ed. by P. J. Bearman, Th. Bianquis, С. E. Bosworth et al. 2nd ed. Leiden, 1960-2005. Vol. 4. P. 112-116. Также см.: Aleem A. I'jazu-l-Qur'an // Islamic Culture. 1933. Vol. 7. P. 64-82, 215-233. В еврейской истории Саадия Гаон стал автором еврейской версии (lit?1? тпх) арабской концепции «чистого

Другое объяснение кроется в западной традиции изучения ориентализма, а именно в специфике восприятия восточной ментальности западными учеными, которую Э. В. Сайд назвал репрезентацией Востока со стороны Запада. Для таких исследователей, как Г. Гибб и Д. Макдональд, «отличие восточного человека состоит не столько в его религиозности, сколько в недостатке чувств закона. Для него в природе нет никакого непоколебимого порядка»23.

Для современных ученых исходным постулатом во всех исследованиях является утверждение, что иудаизм наряду с каноническими христианскими установлениями, римским правом и сасанидско-персидскими правовыми обычаями влиял на становления мусульманского права24. Вместе с тем вопрос о степени воздействия иудаизма на ислам остается дискуссионным. Так, вслед за И. Голдциером25 некоторые ученые полагали, что арабы и евреи были одинаково подвержены влиянию римского права, с которым мусульмане могли познакомиться благодаря еврейским источникам26. В классическом труде об исламском праве Дж. Шахт приводит языка» являющейся составной частью теории неподражаемости Корана. Об этом подробно пишет X. Лазарус-Яфе: Lasaruz-Yafe H. Intertwined Words: Medieval Islam and Bible Criticism. Jerusalem, 1986. P. 16-18.

23 Цит. по: Сайд Э. В. Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб., 2006. С. 426.

24 Подробнее см.: Motzki Н. The Role of Non-Arab Converts in the Development of the early Islamic Law // Islamic Law and Society. 1999. Vol. 6. P. 293-317.

25 Goldziherl. Usages juifs d'après la littérature religieuse des musulmans // Revue des Etudes Juives. 1894. Vol. XXVIII. P. 84-87.

26 Cohen B. Jewish and Roman Law: A Comparative Studies. New York, 1966. Однако, например, О. Шпенглер высказывает противоположное мнение: в дошедшем до нас «римском праве» мало римского, а больше того, что выражено в иудейской, христианской культуре, персидской литературе: «Классические юристы Папиниан, Ульпиан и Павел были арамеями; Ульпиан с гордостью называл себя финикийцем из Тира.» (Шпенглер О. Закат Европы. Очерк морфологии мировой истории: В 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 73). свою концепцию истории заимствования тех или иных положений в праве разных народов: «Талмуд и раввинистическое право также содержат концепты и максимы классического римского права, которые были заимствованы через популярные эллинистические риторики, и тогда же мы можем увидеть следы персидского сасанидского права в вавилонском Талмуде, составлявшемся в Ираке. В Ираке, где начало формироваться мусульманское законодательство, двери ислама широко раскрылись навстречу заимствованиям, которые привносили образованные неофиты <.> Влияние еврейского законодательства заметно, в частности, в области религиозного культа»27.

В статье по поводу иностранных элементов в раннем исламском праве Дж. Шахт возвращается к вопросу о влиянии талмудического законодательства, когда изучает вопрос о воздействии римского права на шариат: «Я не утверждаю, что Ирак был территорией распространения римского права, в этот период он находился скорее под влиянием духа эллинистической цивилизации; к тому же там располагались главные центры изучения Талмуда. Эта сведения нам нужны для того, чтобы объяснить существование римских концептов и формулировок в ранней исламской юридической науке и регулярное появление параллелей в талмудическом праве. Если мы проведем обзор юридических понятий, которые появляются в римской и исламской юриспруденции, нам придется признать влияние первой на вторую, их можно найти не только у юристов, что более естественно, но и у ораторов и тех, кто получил эллинистическое образование. Професор Д. Доб28 показал, что те методы интерпретации юридических текстов, которые использовали еврейские мудрецы, и сами тексты в настоящее время оправданно относят к ранним римским классическим

11 Schacht J Introduction to Islamic Law. Oxford, 1966. P. 20-21.

28 Daube D. Rabbinic Methods of Interpretation and Hellenistic Rhetoric // Hebrew Union College Annual. 1949. Vol. 22. P. 239-264. правовым текстам, они больше подвергались влиянию именно со стороны эллинистических риторик29.

Другая группа исследователей (Р. Бруншвиг30, А. Гейгер31, X. Гирш-фельд32, Ш. Д. Гойтейн33, А. Кац34, X. Лазарус-Яфе35, Г. Либсни36, Я. Мерой37, С. С. Торри38, В. Фиджеральд39) рассматривают иудаизм в качестве «отправной точки» в вопросе влияния на ислам. Как замечает Я. Ласснер, после того как А. Гейгер защитил свою докторскую диссертацию, многие исследователи вплотную занялись выявлением степени «исламизации» еврейских тем. Близость еврейской и мусульманской традиций часто при

29 Schacht J. Foreign Elements in Ancient Islamic Law // The Formation of Islamic Law / Ed. by W. B. Hallaq. Cambridge, 1986. P. 13.

30 Brunschvig R. Hermeneutique nonnative dans le Judaisme et dans le l'lslam // Brunschvig R. Etudies sur l'lslam calassique et l'Afrique du Nord. London, 1986. P. 233-252.

31 Geiger A. Was Hat Muhammad aus dem Judenthem Aufgenommen? Berlin, 1833.

32 HirschfeldH. 1) Jüdische Elemente im Koran. Berlin, 1878; 2) New Research into the Composition and the Exegesis of the Qoran. London, 1902.

33 Гойтейн Ш. Д. Арабы и евреи. М., 2001. С. 64-66; Goitein S. D. 1) Studies in Islamic history and institutions. Leiden, 1968; 2) Minority Selfrule and Government Control in Islam // Studia Islamica. 1970. N 31. P. 101-116; 3) The Birth Hour of Muslim Law // The Muslim World. 1960. N 50. P. 23-29; 4) The Interplay of Jewish and Islamic Law // International Conference of Jewish Law in Legal History and the Modern Word / Ed. by B. S. Jackson. Leiden, 1980 (и ряд других статей на иврите).

34 KatshA. I. Judaism and Islam. New York, 1954.

35 Lazarus-Yafe H. Intertwined Worlds. Princeton, 1980 (и ряд статей на иврите, напр.: Lazarus-Yafe Н. Bein Halacha be-Yehadut le-Halacha le-Islam («Между правом в иудаизме и правом в исламе») //Tarbiz. 1981. N 51. Р. 206-265.

36 Liebesny Н. J. Foreign legal systems: a comparative analysis. Washington, 1981.

37 Meron Y. Ha-Din Muslmani ba-reiya ha-shvatit («Мусульманский закон в сравнительном освещении»). Иерусалим, 2001.

38 Тоггу С. С. The Jewish Foundation of Islam. New York, 1933.

39 Fitzgerald V. Nature and Sources of the Shari'a // Law in the Middle East / Ed. by M. Khadduri, H. J. Liebsny. Washington, D. C., 1955. P. 85-112. нималась за доказательство прямого культурного заимствования, в то время как любое отличие и несхожесть трактовались как искажение и даже перверсия40.

Однако значительный интерес к культурным реалиям иудаизма со стороны мусульман, которые видели в нем один из инструментов «легитимации ислама, Пророка и его последователей» по выражению Я. Ласснера, не обязательно означал близкое знакомство с оригинальными источниками. Мусульманские авторы цитировали еврейские тексты, практически не читая их. В то же самое время еврейские темы появляются в мусульманских текстах без указания первоисточника41.

Например, в 27-й суре Корана «Муравьи» пересказывается история о Соломоне и царице Савской. Об этом способе пишет современный ученый В.Бриннер: «.при помощи конструирования параллельных стихов из еврейских и персидских источников мусульмане создали новый жанр, известный в мусульманской традиции как сказания Пророка (ар. Кысас с ан-набиа — ця^аэ), или исрашият, то есть "еврейское". Такие истории стали популярны как литературный жанр и устный пересказ особенно в первое столетие развития шариата»42. Однако, как полагает Б. Льюис, «теологи и юристы первых веков ислама упоминают определенное еврейское влияние в своих сочинениях, но, по-видимому, осознают его в определенном смысле как фальсификацию и замену аутентичной информации. Похоже на то, что христианские историки называли жидовствую-щей ересью. Существует целый корпус раннего исламского материала, который мы не обнаруживаем ни в Коране, ни в хадисах, но который служил

40 Lassner J. The 'One who had Knowledge of the Book' and the 'Mighties name' of God. Qu'ranic exegesis and Jewish cultural Artifacts // Studies in Muslim Jewish Relations / Ed. by R. L.Nettler. 1993. Vol. 1. P. 59.

41 Ibid. P. 60.

42 Brinner W. Introduction // Judaism and Islam Boundaries: Communication and Interaction Vol. 27 / Ed. by B. H. Hary. Leiden, 2000. P. XXII. вспомогательным материалом для них. Это исторический материал, имеющий отношение к пророкам, интерпретации мидрашиского происхождения, возможно распространенные среди евреев, принявших ислам. Подобный материал в мусульманской литературе известен как исраилият. Первоначально термин являлся описательным, при этом определенно носил негативную окраску»43.

Так, например, в одном из хадисов сообщается, что Пророк пытался снискать доверие у евреев, переняв у них некоторые обычаи: «Когда Мухаммед прибыл из Мекки в Медину, он обратил внимание на то, что иудеи соблюдают пост. Спросив, что символизирует этот пост, Мухаммед узнал, что он был установлен в память о том, как Бог освободил Моисея и израильтян из плена египетского. Объявив о том, что как пророк он теснее связан со своим братом Моисеем, чем иудеи, Мухаммед повелел своим сподвижникам также соблюдать этот пост»44.

Как пишет Дж. Бертон, некоторые мусульмане не могли смириться с мыслью, что неверующие знали какие-то вопросы веры лучше, чем Мухаммед, поэтому появился хадис «второго порядка», в котором было выдвинуто предположение о том, что пост Ашура соблюдался мекканцами еще до начала пророческой деятельности Мухаммеда. Пророк лишь одобрил этот однодневный пост и соблюдал его до переселения в Медину и после того, как объявил, что такой пост является одним из важнейших столпов веры45.

В Коране есть упоминание о посте, например айят 2:183: «О те, которые уверовали! Предписан вам пост, также как он предписан тем, кто был до вас», но если сопоставить этот айат с айятом 2:185, то становится

43 Lewis В. The Jews of Islam. Princeton, 1984. P. 70.

44 алъ-Бухари. Ас-Сахих: саум, баб «ашура». Цит. по: Бертон Дж. Мусульманские предания: введение в хадисоведение. М., 2006. С. 66.

45 Там же. С. 66. ясно, что в первом речь идет о посте в месяц Рамадан46, но не о посте в день Ашура. Подобные хадисы призваны объяснить такие установления, как наказание за адюльтер побиванием камнями, число ежедневных молитв, пост в день Ашура, не могут быть выведены на основании текста Корана, но восходят к Танаху.

Как отмечает Н. Стиллман, в работе А. Гейгера был допущен ряд ошибок, связанных с неверным использованием источников. Например, А. Гейгер свободно проводит параллель между кораническими стихами и мидрашом «Пиркей де-рабби Элеэзер», составленным, как нам сейчас известно, после появления ислама, в нем содержатся аллюзии на Мухаммеда и некоторых ранних коранических героев47.

Другой пример приводит американский историк К. К. Торри в пятой главе своей книги48, посвященной нормотворчеству Мухаммеда. Он делит заимствования на две группы: религиозное законодательство и законодательство в общественной сфере. Например, автор отмечает, что вряд ли случайна параллель между мусульманским принципом шахада, выраженным в аяте Корана «Нет Бога, кроме Аллаха» (сура 3:16) и еврейской молитвой «Шма», в которой есть слова: «Слушай, Израиль: Господь, Бог, наш, Господь един, есть» (Втор 6:4). Особенно примечательно то, в каких случаях она читается, поскольку повтор заключался не только в рецитации формулы, но и в самой декларации веры. Как написано в мишне «Во время прочтения первого стиха "Шма" человек связывает себя ответственностью перед Небесным Царством» (Быт 2:2). Это разительно напоминает концепцию шахада (араб, свидетельство), а именно аят 16 в третьей суре: «Аллах свидетельствует, что него нет другого достопочтенного, а также

46 См.: Fiqh Us-Sunna: Book on Acts and Workship / Ed. by As-Sayyid Sabiq, transi, in engl, by M. S. Dabas. Cairo, 2003. P. 396.

47 Stillman N. A. The Judeo-Islamic Historical Encounter: Visions and Revisions // Israel and Ishmael: Studies in Muslim-Jewish Relations / Ed. by T. Pafitt. Curson, 2000. P. 3.

48 Torry C. C. The Jewish Foundation of Islam. New York, 1933. P. 127-154. ангелы и люди знающие, будучи тверды в истине, декларируют: "Нет Бога, кроме него"»49.

По предположению В. Фиджеральда, крайний монотеизм, который являлся основой двух религий, также способствовал сближению правовых систем, и вслед за К. К. Торри ученый пишет: «Раввинистический закон был системой, близкой ко многим аспектам арабского обычного права, основанной на тех же монотеистических принципах и пронизанной тем же духом, что и ислам»50. Если А. Гейгер, X. Гиршфельд и К. К. Торри подходили к сопоставлению с культурно-филологической стороны и сравнивали коранические пассажи с талмудическими и библейскими стихами, то А. Джеффри пошел дальше и составил коранический вокабуляр заимствованных выражений51.

Одна из последних по времени монументальных работ по данной тематике была написана иерусалимским историком еврейского права профессором Иерусалимского университета Г. Ливзоном. Это компаративистское исследование обычая в период гаонов на материале еврейского и исламского права52. В данной книге представлен обширный спектр проблем, касающихся взаимодействия правовых систем, особое внимание уделено восприятию этого влияния современниками, как раббанитами, так и караимами53. Кроме того, при работе над данной диссертацией была ис

49 Ibid. Р. 133.

50 Fitzgerald S. J. V. Nature and Sources of the Shari'a // Law in the Middle East / Ed. by M. Khadduri, H. J. Liebsny. Washington, 1955. P. 89.

51 JefferyA. The Foreign Vocabulary of the Qur'an. Boroda, 1938.

52 Libson G. Jewish and Islamic Law: a comparative Study of Custom during the Gaonic Period. Cambridge, 2003.

53 Караимы — представители религиозного ответвления иудаизма, признававшие только писаную Тору. По поводу взаимодействия между караимами и ранним исламом см.: Ben-Shammai Я: 1) The Attitude of the Some Early Karaites towards Islam // The Jews in Medieval Jewish History / Ed. I. Twersky. Cambridge, Mass., 1984. Vol. 2. P. 3-40; 2) Between Ananites and Karaites: Observation on the Yearly Medieval Jewish Sectarianizm // пользована монография Я. Мерона о мусульманском законе54, материалы которой ценны как в методологическом, так и в фактологическом плане, а также классический труд по еврейскому праву М. Элона.

Таким образом, авторов всех исследований по этому вопросу можно поделить на две группы: на тех, кто не видит влияния иудаизма и Талмуда на становление мусульманского права (И. Голдциер, М. Кадури, Н. Кулсон, Дж. Шахт), и на тех, кто рассматривают иудаизм в качестве основного источника в вопросе влияния на ислам (А. Гейгер, X. Гиршфельд, Ш. Д. Гойтейн, X. Лазарус-Яфе, Г. Либсни, В. Фиджеральд, Р. Бруншвиг, А. Кац, К. К. Торри, Я. Мерон). В последнее время сформировалась третья группа исследователей (например, Бриннер55, Я. Ласснер56, Г. Либзон57, Б. Льюис58, М. Б. Сасон59, Н. Стиллман60 и др), которые критически относятся к сторонникам влияния иудаизма на ислам, однако признают, что резкое изменение вектора влияния в еврейско-арабских отношениях произошло только к

Studies in Islamic and Judaic Traditions: In 3 vols. / Ed. by M. Brinner. Atlanta, 1990. Vol. III. P. 19-27; Lasker D. J. Islamic Influence on Karaites Origins // Ibid. 1989. Vol. II. P. 2347.

54 Meron Y. ha-Din ha-Musulmani be-Reyya he-Hashvatit. Ierusalaim, 2001.

55Brinner W. Introduction // Judaism and Islam Boundaries: Communication and

Interaction / Ed. by В. H. Hary. Brill, 2000. Vol. 27. P. 22.

56 Lassner J. The «One who had Knowledge of the Book» and the «Mighties name» of God. Qu'ranic exegesis and Jewish cultural Artifacts // Studies in Muslim Jewish Relations / Ed. by R. L. Nettler. Vol. 1. P. 59-74.

57 Libson G. Jewish and Islamic Law: a comparative Study of Custom during the Gaonic Period. Cambridge, 2003.

58 Lewis B. The Jews of Islam. Princeton, 1984.

39 Sason B. Tzmihat ha-Kehila ha-Yehudit be-Artzot ha-Islam: Kairuan, 800-1057 («Расцвет еврейской общины в странах ислама: Каир 800-1057»). Иерусалим, 1997 (иврит).

60 Stillman N. A. The Judeo-Islamic Historical Encounter: Visions and Revisions I I Israel and Ishmael: Studies in Muslim-Jewish Relations / Ed. by Tudor Pafitt. Curson, 2000. P. 1-12.

VIII в., когда вследствие стремительного развития ислама и идеологии зимми в роли реципиентов начали выступать евреи. По нашему мнению, было бы целесообразно придерживаться последней точки зрения. Все многообразие концепций и, соответственно, поводов для их формирования можно свести к двум объяснениям: с одной стороны, разница в подходах обусловлена различными идеологиями, которых придерживались ученые, с другой — историей развития исследований. Так, на начальном этапе предметом изучения было становление мусульманского права и хадисоведения (например, у Дж. Шахта и И. Голдциера). Сравнение мусульманского права с другими правовыми системами проводилось лишь для обозначения контекста. На втором этапе появились исследователи, принадлежавшие к группе «Wissenschaft des Judentums»61 (как А. Гейгер и X. Гиршфельд) или к сообществу еврейских ученых (в первую очередь это X. Лазарус-Яфе, Ш. Д. Гойтейн, А. Кац, Я. Мерон), которые по-новому рассматривали арабо-еврейские отношение в Средние века, пытаясь найти в них ключ к решению современных проблем, связанных с арабо-еврейским конфликтом. Третий этап можно охарактеризовать как постромантический: именно к этому времени была проделана огромная работа по исследованию множества материалов из каирской Генизы62 и других средневековых текстов, на основании которых можно было бы делать более детальные и точные выводы о векторах влияния одной правовой системы на другую.

61 Wissenschaft des Judentums (нем. наука о еврействе) — духовно-образовательное движение еврейского Просвещения — Гаскалы (сер. XIX в.). Видными членами данного движения были литературовед JI. Цунц, историк галахи 3. Френкель, исследователи еврейской истории А. Гейгер и Г. Гретц.

62 Гениза— крупнейший архив средневекового еврейства, сохранившейся в синагоге города Фустата (ныне в пределах Каира). Документы,относящиеся к более чем тысячелетнему периоду истории (с конца IX по конец XIX в.), составлены еврейским письмом на арабском, древнееврейском, арамейском и некоторых других языках.

Кроме того, надо заметить, что большинство научных работ написаны на английском языке и иврите, обнаружить труды по этому вопросу на русском языке нам не удалось. Однако в последнее время наметился интерес к изучению еврейского права со стороны отечественных ученых. Например, переиздана дореволюционная работа А. П. Лопухина по библейскому праву63, переведены на русский язык «Судейское усмотрение» А. Барака64, «Еврейское право» М. Элона под редакцией И.Ю.Козлихина, и ряд важных постановлений Верховного Суда Израиля65. Из-под пера М. Н. Марченко вышла серия статей, посвященных еврейскому праву66. Тем не менее, сравнение еврейской правовой системы с другими системами права пока не становилось предметом специального изучения.

63 Лопухин А. П. Законодательство Моисея: Исследование о семейных, социально-экономических и государственных законах Моисея с приложением трактата: Суд над Иисусом Христом, рассматриваемый с юридической точки зрения. Вавилонский царь Аммураби: и его новооткрытое законодательство в сопоставлении с законодательством Моисеевым. М., 2005.

64 Барак А. Судейское усмотрение / Вступ. ст. М. В. Баглай. М., 1999.

65 Еврей - кто он? Национальное и религиозное определения еврейства в прецедентах постановлений Верховного Суда Израиля. М.; Иерусалим, 2007.

66 Марченко М. Н.: 1) Основные принципы иудейского права // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2001. Вып. 1. С. 65-77; 2) Основные формы взаимосвязи и взаимодействия иудейского религиозного права с израильским светским правом в процессе разрешения общих проблем // Там же. Вып. 4. С. 63-78; 3) Очерки развитая еврейского права: Рецензия на книгу Менахема Алона «Еврейское право» // Правоведение. 2003. № 3. С. 201-210.

В качестве «точки отсчета» мы приняли семь пунктов, близких мусульманской и еврейской правовым системам, которые вывел израильский исследователь Ш. Д. Гойтейн. Приведем их полностью:

1) Ислам, как и иудаизм, является религией галахи, "шари'а" по-арабски, то есть богоданным законом, который пунктуально регулирует все аспекты жизни: право, вопросы культа, этические и социальные нормы. Галаха-шари'а представляет собой саму сущность, сердцевин}' обеих религий.

2) Этот религиозный закон основан на "устной традиции", называемой по-арабски "хадис", а по-еврейски словами того же значения; эта традиция авторитетно толкует и дополняет писаный закон, по-арабски Китаб, а по-еврейски Тора ше-бихтав, что то же самое.

3) "Устная традиция" распадается на две части: относящуюся к закону (в широком смысле слова) и относящуюся к морали. И в мусульманской, и в еврейской литературе они представлены в одной и той же форме — в виде мало связанных между собой максим и коротких анекдотов.

4) Хотя у мусульман существовало государство, когда они создавали свой религиозный закон, хотя они вступали в контакт с организованными христианскими церквями, их шари'а, как и еврейская галаха, формировалась абсолютно свободной и неорганизованной республикой ученых; в период раннего ислама правители могли принимать решения по конкретным случаям, но они никогда не создавали законов и не провозглашали их официально. Никогда не было в исламе и клерикальной иерархии, которая решала вопросы, заседая в официальных синодах и советах, как это практиковалось в христианских церквях.

5) И в иудаизме, и в исламе религиозный закон приобрел окончательную форму в виде различных школ или толков, которые изначально охватывали собой общепринятые решения и наиболее распространенную практику какой-то одной страны, например Вавилонский и Палестинский каноны у евреев или Мединский и Иракский толки у мусульман, причем в обеих религиях считалось, что эти школы или толки равно ортодоксальны.

6) Логические процедуры, применяемые для построения религиозного закона, во многом идентичны в исламе и в иудаизме. Это не простые совпадения, обусловленные природой вещей, но, как показывают некоторые термины, сходства, вызванные прямыми связями.

7) Изучение даже чисто юридических вопросов рассматривалось обеими религиями как форма служения Богу. Праведники ислама и иудаизма — это не священники или монахи, а люди, изучающие ниспосланный Богом Закон. В позднем исламе развился антагонизм между законоведами и праведниками, склонными к мистицизму. Однако в годы становления ислама они были едины. Кстати, это помогает объяснить, почему ранняя пиетистская мусульманская литература включает много изречений, содержащихся также в раввинистической литературе»67.

Далее ученый делает четыре вывода: а) иудаизм был полностью развитой системой, когда арабские мусульмане совершали свои первые завоевания; б) мусульманский религиозный закон, как показали недавние исследования, развивался в основном на территории современного Ирака68, главного центра еврейской науки69;

67 Гойтейн Ш. Д. Указ. соч. С. 64-66.

68 Эта мысль вначале была выдвинута И. Голдциером в 1904 г., а потом ее отстаивал Дж. Шахт (Schacht J. The Origins of Muhammadan Jurisprudence. P. 222-223). Также см.: Goldziher I. The Principles of the Law in Islam // The Historians' History of the World / Ed. H. S. Willians. London, 1904. Vol. 8. P. 294-304. в) ислам по сути своей был открыт для восприятия положений других религий; г) бескомпромиссный монотеизм Мухаммеда должен был побудить хотя бы часть его приверженцев искать наставлений у столь же строгих монотеистов.

К данным выводам также стоит добавить, что иврит и арамейский, на которых был написан Талмуд, сходен с арабским языком, все они входят в семитскую группу языков. Поэтому восприятие или par excellence знакомство с еврейскими письменными источниками для зарождающегося ислама не являлось проблематичным. Приведенные выше семь пунктов и выводы ученого, сделанные им в 1954 г., послужат в качестве prolegomena к данному исследованию. Несмотря на множественность точек зрения на природу еврейско-арабских взаимоотношений в Средние века, которые будут рассматриваться в этом сочинении, одно остается неизменным — органическая связь двумя религиями Откровения, иудаизмом и исламом, и правовыми системами на основе этих религий.

69 Еврейское раввинистическое право развивалось на протяжении первых пяти веков нашей эры, кульминацией этого процесса стала редакция Вавилонского Талмуда в VI в. В Вавилонии существовали две Академии (Ешивы) — Сура и Пумпедита, там разрабатывались основы Талмуда, эти академии находились недалеко от иракского города Куфа, где развивалась ханафитская школа в исламе.

ВЫВОД ДИССЕРТАЦИИ
по специальности "Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве", Примаков, Денис Яковлевич, Санкт-Петербург

3.4. Выводы

Концепция жизнестойкости традиции неразрывно связана с содержанием морально-этических интенций, мицвот (еврейских заповедей), именно в ней заключается отличие еврейского права от других правовых систем (в первую очередь от мусульманской и канонической). С. Альбек в ws Coulson N. J. Op. cit. P. 28-29. своей монографии о еврейском праве в талмудический период350, а также С. Фальк и X. бен Менахем подчеркивали этические составляющие правовых норм, изложенных в Талмуде. Д. Синклер, Дж. Фор и Дж. Маки выявили влияние мусульманской мысли на правовое обоснование и классификацию еврейских заповедей.

По утверждению Й. Кирша, механизмы внесения изменения в гала-ху и частота их осуществления зависели от нескольких факторов, а именно от исторических процессов, объективных факторов, связанных с развитием галахи, и личных характеристик ее создателей. Анализ двух классификаций мицвот, одна из которых была предложена средневековым мыслителем Маймонидом, другая — не менее известным еврейским средневековым мудрецом Саадией Гаоном, показывают, что в них отразилось влияние со стороны мусульманского права.

В первой классификации количество заповедей (613) обосновывается путем сложения количества частей тела человека и количества дней солнечного календаря, что укладывалось в рамки еврейской традиции. Как показал Дж. Маки, «расщепление» понятия права на четыре категории берет свое начало в сочинениях Платона и аль-Фараби. Другой исследователь трудов Маймонида приходит к выводу о том, что в его системе вера в Бога — это предписание, которое рассматривается как результат применения закона. Божественность права не теологическое понятие, а правовой принцип, декларирующий, что этот закон «рассчитан» на все времена351. Маймонид чувствовал, что для обоснования изменений, которым подвергается галаха с учетом требований времени (ивр. HlilU ТГДИ —мигдар мгшта), ее необходимо отделить как от еврейского закона, который ipso facto неизменен, так и от нееврейских установлений, которые относятся к области позитивного права.

350 Albek S. Mavo le Mishpat.

351 FaurJ. Op. cit.

Суть позиции Маймоиида относительно механизмов изменения га-лахи состоит в том, что основное законодательство — Писаную Тору нельзя расширять или урезать, поскольку акт основного законодательства вечно существует в той же форме, в какой он существовал в момент дарования Торы, и всякое субсидиарное указание и отмена закона запрещены. Однако, если добавления или отмена носят акцессорный характер и рассматриваются в качестве части второстепенного законодательства, а выносящий постановление судья четко осознает это и заявляет, что, согласно Торе, это конкретное действие разрешено или запрещено и он не собирается изменять закон самой Торы, — такое введение правила легитимно, ибо оно действует в области не основного, а второстепенного законодательства.

Вторая классификация была предложена Саадией Гаоном. Заповеди делятся на две группы, в зависимости от степени их рациональности. В качестве постулата предложена идея о том, что заповеди, дарованные Богом, имеют равную императивную ценность, несмотря на ту или иную степень рациональности и применимости их в жизни.

Кроме того, в данной главе представлен анализ того, какова роль судьи при принятии решений и каков объем его полномочий. Мы пришли к выводу, что и у евреев, и у мусульман статус судьи предполагал обладание не только собственно судебными полномочиями, но и административными (исполнительными). Другими словами, еврейский или мусульманский судья принимал участие в руководстве общиной, выносил решения, которые часто становились руководством, правилом по типу англосаксонского case law.

Заключение

Выявление особенностей еврейской правовой системы проведено путем сравнения еврейского и мусульманского права. Рассмотрены три принципа: «Не на небесах она», «Закон государства — закон» и принцип обновления традиции. Все они формируют три «измерения» еврейской правовой системы — внутреннее, внешнее и динамическое (во времени). Именно благодаря сравнительному анализу двух схожих правовых систем четче просматриваются особенности каждой из них.

Первая особенность заключается в содержании понятия «галаха». Несмотря на наличие синонимического ряда терминов, обозначающих понятие «право» в иврите (галаха, мигипат, дгш, хок, асура), термин «галаха» выступает основным по отношению к другим наименованиям, например к термину «право». Надо учитывать, что в то время юридические конструкции только входили в оборот и их употребление отличалось неустойчивостью и незавершенностью352. Это касается и восточной, и западной традиций права. Так, Г. Дж. Берман знаменитый историк и теоретик права, пишет: «Некорректно было бы сказать, что в римском праве эпохи Юстиниана и до нее не было общих понятий вообще <.> Однако эти понятия не воспринимались как идеи, пронизывающие все нормы и определяющие их применимость. Они не рассматривались с

352 ЧерданцевА. Ф. Указ. соч. С. 151. философской точки зрения <.> Понятия римского права были привязаны к определенным юридическим ситуациям. Таким образом, можно сказать, что хотя в римском праве присутствовали понятия, там отсутствовало определение самого понятия» .

Как и шариат, галаха в первую очередь мыслится в рамках неразрывной связи с религиозным контекстом. Не случайно, что одно и то же слово дин означает на иврите «закон», а на арабском — «религия». Одно из принципиальных отличий западного права от не являющегося таковым Г. Дж. Берман видит именно в отношении права к религии: «Хотя право и остается под сильным влиянием религии, политики, морали, обычая, однако его можно аналитически отличить от них. Например, обычай в смысле привычных образцов поведения отличается от обычного права в смысле обычных норм поведения, считающихся юридически обязывающими. Точно так же политика и мораль могут j определять закон, однако они не мыслятся как сам закон, что имеет место в некоторых других культурах»354. Согласно типологии П. А. Сорокина, средневековая европейская культура относится к типу идеациональной культуры, все сферы которой были подчинены религиозным ценностям. Однако в результате папской революции, произошедшей во времена правления папы Григория VII, западная система права быстрее «освободилась» от религиозной формы деонтологии, которая стала регулироваться исключительно каноническим правом. Подобная двойственность церковной и светской юрисдикции была не знакома иудаизму вовсе353. Галаха — это не только совокупность правовых текстов, но и своего рода посредник между традицией как объективной величиной и человеком.

353 Берман Г. Дж. Западная традиция права. С. 151—152.

354 Там же. С. 25.

355 Мы можем говорить о существовании фактически двух юрисдикции в исламе.

Вторая особенность понимается как отведение традиции исключительного места в качестве источника еврейского права. Точнее, можно выделить ряд положений, которые определяют, с одной стороны, место традиции в источниках еврейского права, а с другой — легитимность полномочий мудрецов развивать и обогащать галаху.

Первое положение. Эйдетически галаха имеет двойственный характер. С одной стороны, в мидраше «Шемот раба» Моисею одновременно вместе с Письменной Торой была дарована и Устная Тора, таким образом презюмируется, что Устная Тора происходит из божественного источника. Еврейский философ Иосеф Альбо, живший в Х1У-ХУ вв. в Испании, развивает посыл, заключенный в данном мидраше, так: «Невозможно, чтобы Тора Всевышнего, благословен Он, удовлетворяла наши потребности во все времена, так как условия жизни и отношения между людьми и их дела все время меняются и обновляются. Невозможно такое множество проблем включить в одну книгу. Поэтому Моисею на Синае были преподаны общие пути и в Торе, где содержатся вкратце намеки, дабы с их помощью мудрецы могли бы в каждом новом поколении извлекать из Учения все новые и новые потребности»356. Вместе с тем мудрецы всячески подчеркивали примат человеческого фактора, исключительные полномочия знатоков галахи в ее дальнейшем развитии. М. Элон предлагает разрешить данную аномию таким образом: «.источник Галахи — на небесах. Место Галахи, ее жизнь и развитие — не на небесах, а в жизни людей и общества»357. Поэтому принципом Тй^а (памед миламед бекодагиим), который значит, что для всех законов Торы галаха, полученная путем применения правил комментирования, имеет ту же ценность, что и галаха, упомянутая в тексте Торы358, ставит знак равенства между галахот

356 Цит. по: Элон М. Указ. соч. С. 372.

357 Там же. С. 233.

355 Штейнзалы{ А., рае. Указ. соч. С. 182. де-орайта и галахот де-рабанан. Другими словами, Устная Тора и Письменная Тора имеют равную силу.

Второе положение. Еврейская традиция {каббала или масорет), так же как и мусульманская {иснад или таклид), как источник права являлась основой для полемической идеологии, сторонники которой ратовали за буквальное понимание священных текстов и отрицали право на свободное суждение. Именно «статичная» традиция выступала «оградой» {саяг или худуд) для всего права. В еврейском праве традиция стала фундаментом для постройки жизнестойкой системы и не противостояла изменениям. В мусульманском праве таклид строго противопоставляется иджтихаду*59. Другими словами, если в еврейском праве традиция являлась «точкой отсчета» для законодательной деятельности человека, то в исламе проблема выбора таклида или иджтихада — это часть вопроса о пределах возможностей человеческого разума, о допустимости суждения по богословско-правовым вопросам360.

Поборниками иджтихада выступали основатели первой рационалистической школы в исламе — мутаззилиты, которые оказали огромное влияние на еврейских мыслителей Средневековья361. Например, знаменитый еврейский философ и политический деятель Саадия Гаон, который воспринял идеи мутакаллимов, напрямую связывает традицию с разумом в «Книге верований и мнений». Так, он говорит, что убеждение проистекает из четырех источников: 1) внешней реальности; 2) разума, то есть знаний о добре и зле; 3) выводов на основе разума; 4) традиции Торы (которая, что очевидно, включает в себя и Устную Тору)362. По этому поводу

359 На самом деле, как продемонстрировал У. Халлак, метод иджтихада и после XI в. продолжал широко использоваться {Hallaq TV. В. Hallaq W. В. Was the Gate of Ijtihad Closed?.).

360 Левин 3. И. Указ. соч. С. 6.

361 См.: Ben-Shammai Н. Kalam . Р. 118.

362 Подробнее см.: Сират К. Указ. соч. С. 50-52.

К. Сират замечает: «Саадия был убежден, что Тора и наука суть побеги одного древа; они никак не могут противоречить друг другу, а если кажется, что между ними есть какое-то противоречие, то это объясняется ошибкой в логике наших рассуждений или нашей неспособностью правильно интерпретировать текст Откровения. Этот оптимизм, эта глубокая убежденность в наличии гармонии между верой и разумом характерны для Саадии, и вся "Книга верований" базируется на идее идентичности традиции и разума»363.

Особое место, отводимое традиции, также явилось результатом полемической борьбы с караимами, отрицавшими легитимность традиции. В полемике с караимами, отказывавшимися соглашаться с идеей о значимости талмудической литературы, раббаниты, конечно, не могли опираться на эту литературу и были вынуждены апеллировать к Писанию, которое признавали и они сами, и их оппоненты. Прежде всего, раббаниты стремились показать, что сам Танах предполагает наличие внешнего референта, без которого он не мог бы служить сводом права. Саадия Гаон так иллюстрирует данное положение в комментарии на Книгу Бытия: «В целом мы находим в связи с открытыми нами заповедями семь существенных причин, по которым мы должны полагаться на традицию, каждая важнее предыдущей. Первая: поскольку Писание содержит заповеди, природа которых не объяснена, например не объяснено, как следует делать кисти (Числ 15:38) или строить кущи (Лев 23:42) и подобное <.> Вторая: потому что есть заповеди, где мера точно не указана <.> Третья: так как есть заповеди, для которых не объяснено, как опознать предписанное там, ибо нет ясного признака субботы, каков этот день, и <.> Новолуния <.> Четвертая: потому что есть заповеди, сама суть которых не объяснена, как-то: природа работ, запрещенных в субботу <.> К этому следует добавить (гра

363 Там же. С. 51-52. жданские) законы, которые не упоминаются в Торе вообще, и необходимо стремиться разузнать о них» .

Третье положение. Мишна и сунна по форме являются объектами одного порядка: мирадраши в мишне подобно хадисам в сунне воспринимались в качестве сборников законодательной практики, корпусов преданий устной традиции. Однако восприятие мишны у евреев отличалось от того, как понимали сунну мусульмане. Хадисы повествуют о днях жизни одного человека — пророка Мухаммеда, тогда как мидраши представляют собой эклектичный парадигматический компендиум историй паранорма-тивного характера. Поэтому еврейским мудрецам легче было рассматривать корпус устной традиции — мишну как интерпретацию (мидраги — как способ), а не как новое законодательство и тем самым исключить возможное противоречие между своими постановлениями (галохот де-раба-нан) и Писанием (галахот де-орайта). Установление интерпретации приводит к решительному отказу от профетической традиции. Маймонид неспроста категорично заявлял о запрете пророкам быть законодателями: библейская борьба по поводу создания метода, позволяющего отличить лжепророков от истинных пророков (Втор 13:2-6, 18:9-22), оказалась актуальной и в раввинистическом иудаизме, когда многие люди пытались быть пророками365. Таким образом, в иудаизме не произошел разрыв между традицией и рациональностью, что позволяло сделать галаху более гибкой и пластичной.

По мнению Ю. Р. Вегнер, сопоставление трактата «Брахот» и положений юриспруденции аш-Шафии отчетливо демонстрирует влияние первого источника на последний. Трактат «Брахот», в котором содержится доктрина о святости устного закона («Брахот», 56), соединение письмен

364 Perushei Rav Sacadyah Gaon li-Bereishit. . P. 13-14 (арабский оригинал), 181—184 (перевод на иврит).

365 См.: Dorff Е. Judaism as a Religious Legal System // Hastings Law J. 1977-1978. Vol. 29. P. 1336. ного откровения и устной традиции как божественных источников права (Микры и Мишны, см. «Брахот», 5а, и «коре вэ-шонен», см. «Брахот», 46), легитимность правила, основанного на мнении большинства (ар. иджма, см. «Брахот», 9а, 46а), традиционно изучали все евреи, поэтому перечисленные принципы были знакомы ханифитским правовым школам, особенно школе аш-Шафии. «Для открытия таких идей не требовалось много времени или усилий, и даже не требовалось знание языка первоисточника талмудического текста»366. Хотя данное утверждение не бесспорно367, оно показывает направление влияния — от еврейских талмудических источников к мусульманской юридической доктрине (фикху).

Третья особенность еврейской правовой системы связана с принципом «Закон государства — закон». Существование судебной автономии у различных конфессий в Средние Века, с одной стороны, и готовность к нормативному самоограничению — с другой, были естественны для корпоративного общества. Государство, где существовали замкнутые социальные группы (дворянство, горожане, ремесленные и торговые гильдии), не претендовало на установление централизации. Такие, на первый взгляд, разные политические образования, как халифат и европейские феодальные государства, были готовы даровать общинную автономию (евреям — в мусульманских и христианских регионах, маврам — в христианском регионе) по финансовым соображениям, а также из-за желания продемонстрировать веротерпимость. Однако готовность к покорности, то есть к применению принципа «Закон государства — закон», имела свои пределы. Этот принцип применялся только в имущественных делах ( клйй — мамуна), но не в тех случаях, когда речь шла о ритуальных делах, о религиозных запретах и разрешениях, — обо всем том, что называется исура ( ктш).

366 jyegner R. Op. cit. P. 69.

367 См.: Badr G. M. Islamic Law: its Relations to other Legal Systems // Amer. J. Сотр. Law. 1978. Vol. 26. P. 30-117.

В отношении статуса зимми 3. Фальк поясняет, что «религиозная и правовая автономия стала возможной благодаря феномену личного права, который был доминирующим в Средние века. Мусульманские руководители пытались реализовать идеи ислама, который основан на лояльности человека к праву, на его личной верности Богу. Только так верующий был ограничен в своих личных действиях. Евреи и христиане пользовались свободой жить в соответствии со своим законом»368.

Так или иначе, сравнивая исламский и еврейский подходы к определению национальности, можно заметить, что и те и другие искали источник своей самобытности в Священном Писании (Коране и Танахе). Вместе с тем сама мысль об универсальности, к которой должны прийти мусульмане всего мира, чужда еврейскому самосознанию. Другими словами, основания, на которых покоится самосознание каждой нации, диаметрально противоположны: мусульманская умма по своей сути является доминантной (даже если не учитывать идеологию вечной войны против неверных — джихада), еврейская община интровертна ipso facto.

Четвертая особенность связана с принципом обновления галахи. Проанализировав роль судьи при принятии решений и объем его полномочий, мы пришли к выводу, что и у евреев, и у мусульман статус судьи предполагал осуществление не только непосредственно судебных, но и административных (исполнительных) полномочий. Другими словами, еврейский или мусульманский судья принимал участие в руководстве общиной, выносил решения, которые часто становились руководством, правилом по типу англосаксонского case law. Такая неопределенность статуса судьи чужда западной традиции права, где управление правовыми учреждениями доверено специальному корпусу, который занимается правовыми вопросами на профессиональной основе, в качестве своей

368 Falk Z. W. Jewish law in Medieval Canon law» // Jewish Law in Legal History and the Modern World / Ed. by B. Jackson, Leiden, 1980. P. 80. более или менее основной работы369. В еврейской традиции есть собирательное понятие «хахам» для обозначения человека, сведущего во многих областях, в том числе и в сфере юриспруденции. В исламе можно проследить разграничение между профессиональным предназначением улема (от араб, «илм» — «наука») — ученого-богослова и факта — правоведа, занимающегося проблемами юридической доктрины — фикха, между кади— официальным должностным лицом, решения которого выносятся от имени государства (власти, халифа) и обязательны для сторон спора, и хакямом, призванным разрешать тяжбы на добровольных началах, и источником власти последнего не является санкция государства.

Таким образом, особенности еврейской правовой системы, которые были рассмотрены в этой работе на примере трех принципов, позволили охарактеризовать ее идентичность, отличие от других нормативных структур теологического типа, в первую очередь от средневекового мусульманского права. Принцип «Не на небесах она» давал человеку право на законодательную деятельность путем комментирования Писания. В иудаизме этот принцип позволял сохранять консенсус, с одной стороны, строго разграничивая Божественные и человеческие полномочия на нормотворчество, с другой — устанавливая единое правило «воли большинства». Второй принцип — «Закон государства - закон» — очерчивал границы еврейской автономии и давал возможности для гибкого подхода к применению права, который был столь необходим во время общения с неевреями. Принцип обновления традиции имел темпоральные характеристики и служил развитию Галахи в рамках, установленных согласно двум предыдущим принципам. Если сказать точнее, третий принцип — это квазипринцип, регулирующий отношения между человеком и Богом и между человеком и человеком, а также эволюцию этих отношений во времени.

369 Бермап Г. Дж. Западная традиция права. С. 25.

Если говорить в целом об анализе, предпринятом в данной работе, то можно сказать, что предметом исследование стало соотношение права и религии, рассмотренное в историческом аспекте. Плодотворная интеракция между иудаизмом и исламом в Средние века, названная Ш. Д. Гойтей-ном симбиозом культур, на современном этапе практически утратила почву для своего существования.Для того чтобы восстановить «несущие стены» этого «здания» необходима bona fide к диалогу с обеих сторон. В исламе сложно ввести нечто новое (ар. bida), например реформы в области законодательства (ар. Ислах методом иджтихада). Это обусловлено склонностью ислама к консервативности, которая проявилась в деятельности движения салафийя. Салафиты непременно апеллировали к традиции (таклиду), и последняя в исламе более замкнута и статична, чем в иудаизме. Мудрецы Талмуда воспринимали раввинистическое законодательство в терминах герменевтики и экзегезы, что в итоге снимало напряжение между Письменной и Устной Торой и давало возможность имплементиро-вать новое в правовую систему.

Одной из особенностей современного израильского законодательства состоит в том, что оно вобрало в себя огромный корпус, который можно отнести к области еврейского права. Как пишет, израильский исследователь Леон Шелев, с образованием государства Израиль новая правовая система была сконструирована, главным образом, вокруг рецессии продолжающегося действовать законодательства: элементы английского общего права, которые были введены в Палестину к 1922 г., а также рудименты османских законов. Прямое восприятие еврейского классического права было ограниченно областью семейного законодательства.

Предпринимавшиеся пытки установить в Израиле классическое еврейское право провалились, согласно Ассафу Леховитскому, по следующим причинам370. Первая причина заключалась в том, что правовая реформа не была в списке приоритетов у молодого государства Израиля, вынужденного сразу после своего образования вести войну с арабскими странами за Независимость.

Вторая причина состояла в том, что корпус еврейского классического права, состоящего из многочисленных разнородных источников, не был пригоден для инкорпорации в законодательство современного государства. Третья — относительно слабые институты молодого государства, с одной стороны, подвигали юристов и правоприменителей пользоваться всей нормативно-правовой базой, которая осталось в наследство от британцев и турков, с другой -недостаток, или скорее отсутствие квалифицированных юристов специалистов в еврейском праве и сложившийся научной школы.

Четвертая причина проистекает из идеологии светского сионизма, по которой классическое еврейское право, основанное на Галахе и религиозном образовании, ассоциировалась с тем, что они желали забыть371.

Но с принятием Закона «О полномочиях раввинских судов (брак и развод)» в 1955, с которым связано с создание отдельной религиозной судебной юрисдикции и с утверждением в 1980 г. Закона «об основаниях в праве» израильская правовая система пережила существенную трансформацию. Последний закон официально ограничил ссылку на общее право и ввел новый источник в качестве разрешения лакун в еврейском законодательстве. Этот закон наложил обязанность на

370 Likhovski A. "The Time has not Yet corne to Repair the World in the Kingdom of God: Israeli Lawyers and the Failed Jewish Légal Révolution of 1948 // Tel-Aviv University Law School (Year 2008, paper 68).

371 Имеется масса литературы на эту тему, как на иврите, так и на английском языке. Смотрите, например, работу: Zenibavel У., Recovered Roots: Collective Memory and the Making ofNational Tradition. Chicago, 1995. израильских судей применять там, где есть лакуны в праве, принципы мира, свободы, справедливости и равенства, как они находят свое выражения в еврейском наследии.372

Сложные дебаты в Кнессете по поводу принятия данного Закона г свидетельствовали о том обстоятельстве, что Закон относится не столько к еврейскому праву, а скорее к еврейскому наследию, который, по видимому, включает внешние культурные аспекты как правовой, так и религиозной сферы. Но мало кому было понятно содержание понятия «еврейского наследия», поэтому процесс имплементации данного размытого концепта проходило с трудом. Большинство судей Верховного Суда игнорировало Закон. Несмотря на официальное ограничение связи общего права и израильской правовой системы, Верховный Суд продолжал выносить решения, полагаясь на американские и английские прецеденты. Оставшееся меньшинство судей, в числе которых были профессора иерусалимского университета М. Элон и А.Барак, а также М. Зильберг373, Х.Коэн374 — всегда считались защитниками еврейского права и всячески способствовали расширению влияния еврейского права среди своих коллег. И со временем концепция еврейского права как живого источника для судебных решений становилась все популярней. Ведь, и в прошлом, судьи часто прибегали к

372 Sheleff L. «When a minority becomes a majority — Jewish Law and Tradition in the State of Israel» // The Tel-Aviv University Studies in Law, Vol.13, 1997, P.l 15-129, P.l 18.

373 Он также автор книги про Талмуд: Зилберг M., Kah Darko shel Talmud (Таков Путь Талмуда). Иерусалим, 1969 (иврит): На английском языке: Silberg M. Talmudic Law and the Modern State. Oxford, 1973.

374См., например: Хаим Коэн, Быть евреем: традиция, право, религия и государство (иврит), (Израиль: Двир, 2006), в которой он, как человек, ставший в осознанном возрасте нерелигиозным, пытается заново определить истоки правовой культуры в Израиле. неисчерпаемым ресурсам еврейского права для того, чтобы подкрепить свои выводы или же обогатить язык своих решений.

Таким образом, как подчеркивает, Л. Шелев, с одной стороны, правоприменение расширяется вплоть до всего корпуса еврейского права, с другой — закон ограничивает его применение определенными универсальными принципами — мира, свободы, справедливости и равенства375.

В итоге, еврейское право не потерялось в веках, а инкорпорируется в позитивную структуру законодательства современного Израиля376. Необходимо отметить, что имплементация религиозных принципов в позитивную юридическую систему в Израиле представляет собой пример более широкого феномена, который Ж. Кеппель охарактеризовал как La revanche de Dieu377. И, хотя как правильно замечает С Хантингтон в своей нашумевшей книге «Столкновение цивилизаций», эта «месть Бога» (вернее, Алаха), «особенно сильно и глубоко проявилась в умме, общине исла

37S Ibid., Р. 119.

Процесс возврата религиозных норм в современное законодательство можно наблюдать и в соседнем Египте, где в 1980 г. была внесена поправка в ст. 2 Конституции Египта (Diistûr Jumhuriyyat Miçr al-'Arabiyyd), от 1971 г., согласно которой «Ислам — религия государства, Арабский — официальный язык, принципы Исламской Shari'a должны быть главным источником законодательства. Подробнее об этом см.: Lombardi С. "Islamic Law as a source of Constitutional Law in Egypt: the Constituotionalization of the Sharia in Modern Arab State," // Columbia Journal of Transnational Law 37 (1989) - P.74-120.

377 Gilles Keppel. The Revenge of God: the Resurgence of Islam, Christianity and Judaism in the Modern World. Pennsylvania, 1994. ма»378, однако и в Израиле тенденции десекуляризации все четче проявляются, но этот вопрос требует отдельного исследования379.

БИБЛИОГРАФИЯ ДИССЕРТАЦИИ
«Особенности еврейской правовой системы»

1. Антология мировой правовой мысли: В 5 т / Рук. Г. Ю. Семигин. М., 1999. Т. 3: Европа Америка: XV1.-XX вв.

2. Вавилонский Талмуд. Трактат «Бава Меция» / Комм. р. А. Штейнзальца. Иерусалим, 1996.

3. Вавилонский Талмуд. Трактат «Брахот». Тель-Авив, 2008.

4. Вавилонский Талмуд. Трактат «Пиркей Авот». Иерусалим, 1996. (Серия «Библиотека Алия».)

5. Зохар / Пер. с арамейск., сост., статьи, примеч. и коммент., кабб. коммент. М. А. Кравцова. М., 1994.

6. Коран / Пер. и комм. О. Османовой, отв. ред. В. Д. Ушакова. 2-е изд. М., 1999.

7. Мишна / Комм. П. Кехати. Иерусалим, 1990-1996.

8. Талмуд. Мишна и Тосефта / Пер. Н. А. Переферковича. СПб., 1899— 1906.

9. Танах (Тора, Невиим, Ктувим).Иерусалим, 1992.

10. Флавий. Иудейские древности: В 2 т. СПб., 1994.11. al-Shafi'i. Kitab al-Risala fi Usui al-Fiqh / Ed. by A. M. Shakir. Cairo, 1940.

11. Encyclopedia ha-Talmudit. Yerushalayim, 1970.

12. Encyclopaedia of Islam: 12 vols. / Ed. by P. J. Bearman, Th. Bianquis, С. E. Bosworth et al. 2nd ed. Leiden, 1960-2005

13. Hebrew-English Lexicon with an Appendix containing the Biblical Aramaic / Ed. F. Brown, S. R. Driver, Ch. A. Briggs^1 ed. Peabody, 1999. (Словарь BDB.);

14. Midrash and Agadah / Ed. Y. Frenkel. Tel-Aviv: The Open University of Israel, 2003.

15. The Encyclopcedia of Islam: A Dictionary of the Geography, Ethnography and Biography of the Muhammadan Peoples 4 vols, and Suppl. / Eds. M. Th. Houtsma et al. Leiden; London, 1913—1938.§1. Исследовательские работы1. На русском языке

16. Агур Й. Введение в Устную Тору: курс Открытого университета: В 2 ч. / Пер. Р. Лапидус. Тель-Авив, 2001.

17. Аллой Г. История евреев Эрец-Исраэль в талмудическую эпоху: в 2 т. Иерусалим, 1994. (Серия «Библиотека Алия».)

18. Байтин М. И. О принципах и функциях права: новые моменты // Правоведение. 2000. № 3. С. 4-16.

19. Барак А. Судейское усмотрение / Вступ. ст. М. В. Баглай. М., 1999.

20. Бат Йеор. Зимми: евреи и христиане под властью ислама: В 2 т. Иерусалим, 1991.

21. Бахтин М.М. Проблемы текста // Вопросы литературы №10 М., 1976, С.123-152.

22. Бенвинист Э. Словарь индоевропейский социальных терминов. М., 1995.

23. Бен-Амос Д. Еврейская народная литература / Пер. с англ. Е. Э. Носенко. М., 2004.

24. Бенедикт Р.Р. Евреи и власть, М., 2009.

25. Берман Г. Дж. Вера и Закон: примирение права и религии. М., 1999.

26. Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998.

27. Бертон Дж. Мусульманское предание: введение в хадисоведение. М., 2006.

28. Броди Р. Евреи Вавилонии и формирование средневековой еврейской культуры. М., 2006.

29. БуберМ. Еврейский гуманизм. Киев, 1998.

30. Вайсс Б. Дж. Дух мусульманского права. М., 2008.

31. Васильев A.A. Правовая доктрина как источник права: вопросы теории и истории. М.2009.

32. Ван ден Берг JJ.B.C. Основные начала мусульманского права. М., 2005.

33. ЪА.Варъяш И. Правовое пространство ислама в христианской Испании XÏÏI-XV вв. М., 2001.

34. Вейсман М. Мидраш рассказывает: Дварим. Иерусалим, 1997.

35. Волкова C.B., Илыт A.B., Малышева Н.И. Принципы права // Правоведение. 2009. № 1. С.252-262.

36. Волъфсон Г. О. Философия Калама / Пер. с англ. M. Н. Вольф. Лондон, 1976.

37. ЪЪ.Гавизон Р. О праве еврейского народа на суверенное государство // Еврейское государство в начале XXI веке: Сб. ст. / Под ред. А. Д. Эпштейна. М., 2008.

38. Гарапон А. Хранитель обещаний: суд и демократия / Пер. с фр. Г. В. Чуршукова. М., 2004.

39. Гафни И. Евреи Вавилонии в талмудическую эпоху. М.; Иерусалим, 2003.

40. Гойтейн Ш. Д. Арабы и евреи. М., 2001.

41. Гуревич А. Я. История в человеческом измерении: размышления медиевиста // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. С. 44-86.

42. Де-Лебера А. Средневековое мышление. М., 2004.

43. Давид Р., Жоффре-Спинози. Основные правовые системы современности. М., 2009.

44. Долгопольский С. Б. Риторики Талмуда: анализ в постструктуралистской перспективе. СПб., 1998.

45. Евреи и Христиане: Полемика и взаимовлияние культур: Курс открытого университета / Ред. О. Лимор, И. Цинглера. Тель-Авив, 2000.

46. Еврей — кто он? Национальное и религиозное определения еврейства в прецедентах постановлений Верховного Суда Израиля / Ред. Р. Гойзман. М.; Иерусалим, 2007.

47. Зеленина Г. От скипетра Иуды к жезлу шута: Придворные ереси в средневековой Испании. М.; Иерусалим, 2007.

48. Зюмтор П. Опыт построение средневековой поэтики. СПб., 2003.

49. Исаев И.А. Топос и номос: пространства правопорядков. М., 2007.

50. Йерушалми Й. X. Захор: еврейская история и еврейская память / Пер. с англ. Р. Нудельман. М., 2004. С. 114—128.

51. Киспгяковскгш Б.А. Философия и социология права, СПб., 1998.

52. Келъзен Г. Чистое учение о праве. М., 1987.

53. Кепелъ Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. М., 2004.

54. КерниР. Диалоги о Европе. М., 2000.

55. Кечекъян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1998.

56. Козлихин И. Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. 2000. №3. С. 5-11.

57. Козлихин И.Ю. Принципы права // Принципы права. Материалы всероссийской научно-теоретической конференции, Санкт-Петербург, 30 ноября 2006. С.4-20.

58. Козлихин И.Ю. Право и политика: историко-теоретический анализ концепций правления права. Дис. . докт. юрид. наук: 12.00.01, СПб., 1995.

59. Козлихин И.Ю., Поляков A.B., Тимошина Е.В. История политических и правовых учений. СПб., 2007.

60. Крашенинникова Н. А. Правовая культура современной Индии. Инновационные и традиционные черты. М., 2009.

61. Куделин А. Б. Арабская литература: поэтика, стилистика, типология, взаимосвязи. М., 2003.

62. Лафитский В.И. Сравнительное правоведение в образцах права. Т. 1-2, М., 2010.

63. Ле ГоффЖ. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

64. Леже Р. Великие правовые системы современности. М., 2010.

65. Левин 3. И. Реформа в исламе: быть или не быть. М., 2005.

66. Лимен О. Введение в классическую исламскую философию. М., 2007.

67. Ллойд Д. Идея права. М., 2002.

68. Ю.Лучинская С. И. Образ Другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. СПб., 2001.71 .Маймон, Моше бен (Ромбам). Путеводитель растерянных / Пер. и коммент. М. А. Шнейдера. М.; Иерусалим, 2000.

69. Марченко М. Н. Основные принципы иудейского права» // Вестник Московского университета. Сер.И. Право. 2001. Вып. 1. С. 65-77

70. Марченко М. Н. Основные формы взаимосвязи и взаимодействия иудейского религиозного права с израильским светским правом в процессе разрешения общих проблем» // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2001. Вып. 4. С. 63-78.

71. Марченко М. Н. Очерки развития еврейского права: Рецензия на книгу Менахема Ал она «Еврейское право» // Правоведение. 2003. № 3. С. 201-210.

72. Марченко М. Н. Курс сравнительного правоведения. М., 2002.

73. Право и культура / В. С. Нерсесянц, Г. И. Муромцев, Г. И. Мальцев. М., 2002.

74. Проблемы общей теории права и государства / Под ред. В. С. Нерсесянца. М., 1999.

75. Петражицкий Л.И. Очерки философии права Вып. 1. СПб., 1900.

76. Петражщкш Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2005.

77. Резван Е. А. Коран и его мир. СПб., 2001.

78. Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии / Сост. В. И. Гараджа, Е. Д. Руткевич. М., 1996.

79. Розеншток-Хюсси О. Великие революции. Автобиография западного человека. М., 2002.

80. Сайд Э. В. Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб., 2006.

81. Сират К. История Средневековой еврейской философии. М., 2003.

82. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.

83. Стоу К. Отчужденное меньшинство: евреи в Средневековой Латинской Европе. Иерусалим; М., 2007.

84. Сурко Е. В. Правовые принципы в правовой системе, системе права исистеме законодательства: теория и практика // Правоведение. 2006. № 2.1. С. 55-61.

85. Сюкияйнен Л. Р. Мусульманское право: Вопросы теории и практики. М., 1986.

86. Сюкияйнен Л.Р., О соотношении шариата и фикха // Минарет, 2009, №3-4(21-22), С. 13-21.

87. Тантлевский И. Р. Введение в Пятикнижие. М., 2000.

88. Тантлевский И. Р. История Израиля и Иудеи до Разрушения Первого Храма. СПб., 2007.

89. Тверский И. Галаха и Философия: основные учения Рамбама: в 10 ч.: Учеб. пос. Тель-Авив, 2001.

90. Трубецкой E.H. Энциклопедия права, СПб., 1998.

91. Хайдаров М. С. Основные направления и школы мусульманского права // Мусульманское право: структура и основные институты) / Ред. кол.: Л. Р. Сюкияйнен, В. Е.Чиркин, Ю. А. Юдин. М., 1984. С. 38^48.

92. Хайек Ф. фон. Право, законодательство и свобода. М., 2006.

93. Халиди О. Теоретические и практические аспекты жизни мусульман в Соединенных Штатах // Мусульмане в публичном пространстве Америки: надежды, опасения и устремления / Под ред. 3. X. Бухари. М., 2005. С. 94-135

94. Хангтингтон С. Столкновения Цивилизаций. М., 2003.

95. Цвайгерт К, КётуХ. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. М., 1995.

96. Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993.

97. Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. М., 2006. 99. Шпенглер О. Закат Европы. Очерк морфологии мировой истории: В 2 т. М., 1998. Т. 2.

98. ШШтейнзалъц А., рае. Введение в Талмуд / пер. с ивр. и англ.

99. Мешкова. Иерусалим, 1993. 101 .Элон М. Еврейское право. СПб., 2002.1. На европейских языках

100. ША1еет A. I'jazu-1-Qur'an // Islamic Culture. 1933. Vol. 7. P. 64-82, 215233.

101. Altman A. Was ist Jeudische Theologie. Frankfurt am Main, 1933.

102. Arendt H. La crise de la culture. Paris, 1993.

103. As-Sayyid S. Fiqh Us-Sunna: Book on Acts and Workship / Ed., transl. in engl. by M. S. Dabas. Cairo, 2003.06Atlas S. Dina de-Malkhuta dina // Hebrew Union College Annual. 1975.

104. Vol. 46. P. 269-288. 107Ayalon A. Language and Change in the Arab Middle East: the Evolution of

105. Modern Political Discourse. Oxford, 1987. ШАуоиЬ M. "The Islamic Concept of Justice" // N.H.Barazangi, M.R.Zaman (eds.) Islamic Identity and the Struggle for the Justice. Gainvenstille, 1996.

106. Badr G. M. Islamic Law: its Relations to other Legal Systems // Amer. J. Сотр. Law. 1978. Vol. 26. P. 30-117.

107. Barak A. «Israel Legal Histoiy» // 71ie History of Law in a Multi-Cultural Society and Israel 1917-1967 // R. Harris, A.Kedar eds.,Tel-Aviv, 2002.111 .Bat Yeor, Kochan M., Liftman M. Islam and Dhimmitude: Where

108. Civilisations Collide. Madison, 2001. 11 iBen-Shammai H. Between Ananites and Karaites: Observation on the Yearly Medieval Jewish Sectarianizm // Studies in Islamic and Judaic

109. Traditions: In 3 vols. / Ed, by M. Brinner. Atlanta, 1988-1990. Vol. III. 1990. P. 19-27.

110. Bercovitz B. A. Execution and Invention: Death Penalty Discourse in Early Rabbinic and Christian Cultures. Oxford, 2006.

111. CalderN. Studies in Early Muslim Jurisprudence. Oxford, 1993.

112. Cohen B. Jewish and Roman Law: A Comparative Studies. New York, 1966.

113. YlX.Cohen G. D. Sefer ha-Qabbalah: The Book of Tradition by Abraham Ibn Daud. Philadelphia, 1967.122 .Coulson N.J. A History of Islamic Law. Edinburgh, 1964.

114. Hebrew Union College Annual. 1949. Vol. 22. P. 239-264. 126Dorff E. Judaism as a Religious Legal System // Hastings Law J. 1977-78.

115. Vol. 29. P. 1113-1360. 127.Englard I. The Problem of Jewish Law in the Jewish State // Israel Law

116. Review. 1968. P. 254-278. \2&.Eposito J. L. The Oxford Encyclopedia of the Modern Islamic Word. New York, 1984.

117. Falk Z. Law and Religion: The Jewish Experience. Jerusalem, 1981.

118. Falk Z. W. Jewish law in Medieval Canon law // Jewish Law in Legal Histoiy and the Modern World / Ed. by B. Jackson. Leiden, 1980. P. 80.

119. Faur J. Law and Hermeneutics in Rabbinic Jurisprudence: AMaimonidean Perspective // Cardozo L. Rev. 1993. Vol. 14. P. 16501688.

120. Fitzgerald S. J. V. Nature and Sources of the Shari'a" // Law in the Middle East / Eds. by M. Khadduri and H. J. Liebsny. Washington, D.C. 1955. P. 85-112.

121. Geiger A. Judaism and Islam / Transl. in engl, by F. M. Young. Madras, 1898.

122. Geiger A. Was hat Mohammed aus dem Judenthume aufgenommen? Berlin, 1833.

123. Goitein S. D. Minority Selfrule and Government Control in Islam // Studia Islamica. 1970. Vol. 31. P. 105.

124. Goitein S. D. Studies in Islamic histoiy and institutions. Leiden: Brill, 1968.

125. Goitein S. D. The Birth Hour of Muslim Law // The Muslim World. 1960. Vol. 50. P. 23-29.

126. W&.Goitein S. D. The Interplay of Jewish and Islamic Laws // International Conference of Jewish Law in Legal History and the Modern World / Ed. B. S. Jackson. Leiden, 1980. P. 61-78.

127. Goldziher I. Muslim Studies: In 2 vols. / Transi. C. R. Barber, S. M. Stem. London, 1971.

128. Goldziher I. The Principles of the Law in Islam // The Historians' History of the World. London, 1904. P. 294-304.141 .Goldziher I. Usages juifs d'après la littérature religieuse des musulmans //

129. Hassan A. The early Development of Islamic Jurisprudence. Islamabad, 1970.

130. HayekF. Law, Legislation and Liberty: In 3 vols. London, 1989. Vol. II. \49 Hirschfeld H. Judische Elemente im Koran. Berlin, 1878.150Hirschfeld H. New Research into the Composition and the Exegesis of the

131. Qoran. London, 1902. 151 .Horovitz J. Jewish proper names and derivatives in the Koran. Hildesheim, 1964.152Imran A. K. Theories of Islamic Law: The Methodology of Ijtihad. New Delhi, 2007.

132. Jrvin R. Books Reviews // Middle Eastern Studies. 2002. Vol. 38, N 4. P. 213-214.

133. Jeffery A. The Foreign Vocabulary of the Qur'an. Boroda, 1938.

134. Judaism and Islam Boundaries: Communication and Interaction / Ed. B. B. Hary. Leiden, 2000. (Brill's Series in Judaic Studies. Vol. 27.)

135. Katsh A. I. Judaism and Islam. New York, 1954.

136. Landman L. Jewish Law in the Diaspora: Confrontation and Accommodation. Philadelphia, 1968.

137. Lasaruz-Yafe H. Intertwined Words: Medieval Islam and Bible Critism. Jerusalem, 1986.

138. Lewis B. The Jews of Islam. Princeton, 1984.

139. Lewis B. The Shaping of the Modern Middle East. New York, 1994.

140. Melchert Ch. The Formation of the Sunni Schools of Law, 9^-10"'

141. JRosen L. The Anthropology of Justice: Law as Culture in Islamic Society. Cambridge, 1989.181 .Rosen L. The Justice of Islam. Oxford, 2000.

142. Rubenshtein A. Law and Religion in Israel // Israeli Law Review. 1967.

143. Stillman N. A. The Judeo-Islamic Historical Encounter: Visions and Revisions // Israel and Ishmael: Studies in Muslim-Jewish Relations / ed. by T. Pafitt. Curson, 2000. P. 1-12. 194.Stone S. L. Judaism and Postmodernism // Cardozo L. Rev. 1681 (1993).

144. Vol. 14. P. 1681-1712. 195 .Stone S. L. The Pursuit of the Countertext: The Turn to the Jewish Legal Model in Contemporary American Legal Theory // Harv. L. Rev. 1993. Vol. 106. P. 810-842.

145. Stroumsa S. Saadya and Jewish kalam II The Cambridge Companion to Medieval Jewish Philosophy / Eds. by D. H. Frank, O. Leaman. Cambridge, 2003. P. 71-90.

146. Thaler D. F. The Mudejars of Aragon during the twelfth and thirteenth centuries. Michigan, 1986.

147. The Concept of Territory in Islamic Law and Thought: A Comparative Study / Ed. Y. Hiroyuki. London, 2000.

148. The Formation of Islamic Law / Ed. W. B. Hallaq. Cambridge, 1986.

149. Transmitting Jewish Traditions: Orality, Textuality, and Cultural Diffusion / eds. Y.Elman, I.Gershoni. London, 200220\.Torry С. C. The Jewish Foundation of Islam. New York, 1933.

150. Tsadik D. Between Foreigners and Shi'is. Stanford, 2007.

151. Wegner J. R. Islamic and Talmudic Jurisprudence: The Four Roots of the Islamic Law and Their Talmudic Counterparts // American Journal of Legal History. 1982. Vol. 26. P. 25-71.

152. Zerubavel Y., Recovered Roots: Collective Memory and the Making of National Tradition. Chicago, 1995.1. На иврите205AlbekS. Mavo la-mishpat ha-Ivri be-yeme ha-Talmud. Ramat-Gan, 1999.2Q6AlbekS. Mavo le-Mishna. Yerushalayim, 1959.

153. Beqor G. Bein matzui le ratzui. Tel-Aviv, 2003.208Brody R. Sifrut ha-Geonim ve-ha-Tekst ha-Talmudi // Mehkerei Talmud / Orhim Y. Sussmann, D. Rosenthal. Jerusalem, 1990. Vol. 1. P. 237-303.

154. Cohen H. ha-Mishpat («Право»), Yerushalaim, 1996.

155. Halacha, Agada ve-Etika. Yerushalayim, 1971

156. Harris R., Lehoviski A, Kadar A «Bein Mishpat le-Historia: al ha-Istoriografia shel ha-Mishpat ha-Israeli» // Iunei Mishpat (Nov., 2002), P. 351-389.

157. Hirsh R, Kook R., Hazon Sh., Soloveychik J. D. Emuna be-Zman Mashber. Tel-Aviv, 2009.

158. Karo Y. Shulhan Aruh. Tel-Aviv, 2009.

159. Kirsch J. Mahpehot be-Halacha. Yerushalayim, 2002.

160. Kosowsky Y. M. Ha-Meturggeman ba-drashah ha-tsiburit (pirka) be-veit ha-knesset // Sinai. 1959. N 5. P. 233-243.

161. Lasarus-Yafe H. Bein Yahadut le-Islam // Mahanaim. 1992. N 36. P. 6192.224JLazarus-Yafe H. Bein Halacha be-Yehadut le-Halacha le-Islam" // Tarbiz. 1981. Vol. 51. P. 206-265.

162. Megillat Ahimaaz / Ed. B. Ciar. Yerushalayim, 1968.

163. Menahem S. B. Zmihat ha-Kehila ha-Yehudit be-Artzot ha-Islam: Kairuan, 800-1057. Yerushalayim, 1997.lll.Meron Y. ha-Din ha-Muslemi be-reiyah hashvaatit Yerushalayim, 2001.

164. Mor U. Tikun Olam be-Hashkafat Hazal. Yerushalayim, 2003.

165. Perushei Rav Sacadyah Gaon li-Bereishit, Hotsi la-Or be-Tseruf Mavo we-Tergum, We-Hearot / Ed., transí. M. Zucker. New York, 1984.

166. Rambam. Mishne Tora. Yerushalayim, 1956.

2015 © LawTheses.com