Возникновение правовой системы орденской Пруссиитекст автореферата и тема диссертации по праву и юриспруденции 12.00.01 ВАК РФ

АВТОРЕФЕРАТ ДИССЕРТАЦИИ

по праву и юриспруденции на тему «Возникновение правовой системы орденской Пруссии»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Рогачевский Александр Львович

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ ОРДЕНСКОЙ ПРУССИИ

Специальность 12.00.01 - теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук

Санкт-Петербург 2005

Диссертация выполнена на кафедре теории и истории государства и права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант - доктор юридических наук, профессор Дженевра Игоревна Луковская.

Официальные оппоненты:

доктор юридических наук, профессор Юрий Яковлевич Баскин, доктор юридических наук, профессор Надежда Степановна Нижние, доктор юридических наук, профессор Виктор Павлович Прокопьев.

Ведущая организация - Воронежский государственный университет.

Защита состоится 27 октября 2005 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.31 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете (199026, Санкт-Петербург, Васильевский остров, 22-я линия, д. 7).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. A.M. Горького при Санкт-Петербургском государственном университете (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан ' 200 ^ г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор юридических наук, профессор

1Ш6

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Одной из наиболее заметных страниц европейской истории является история Пруссии. Эта держава сыграла особую роль как в эволюции немецкой государственности, так и в судьбах Восточной Европы в целом. История Прусского государства и права привлекала и продолжает привлекать внимание исследователей разных стран, прежде всего Германии и Польши, отчасти Литвы. Российская же историография Пруссии заметно отстает в своем развитии. Наша историко-правовая наука изучала в основном период ХУШ-Х1Х вв., т.е. эпоху, когда абсолютизм принял здесь наиболее законченные формы, а Пруссия превратилась в одну из доминирующих европейских держав. Между тем не меньший интерес представляет и более ранняя история Пруссии- сначала теократического государства Тевтонского ордена (1231-1525), а затем светского герцогства (1525-1701), поскольку именно тогда были заложены многие традиции, характерные для прусского государства и права.

Среди источников, запечатлевших прошлое орденской, а затем и светской Прусси?. важнейшее значение имеют юридические памятники. В них наиболее концентрированно выражаются основные закономерности и тенденции развития этой страны.

Настоящая работа посвящена прежде всего тем источникам, которые отражают возникновение прусской правовой системы в период завоевания края и становления орденского господства, т.е. в XIII в. Именно тогда были заложены основные тенденции развития орденской Пруссии. Указанные источники, прежде всего полученные населением привилегии, надолго определили характер отношений ордена с колонистами - важнейшей опорой рыцарей в покоренной земле. Сказанное относится прежде всего к городскому населению, поскольку при создании городских общин вырабатывались и совершенствовались основные приемы колонизации. Именно бюргерам была по преимуществу адресована наиболее значительная орденская привилегия - знаменитая Кульмская грамота (КГ) 1233/1251 г. Большое значение для историко-правовой науки имеет и тот факт, что возникшее в Пруссии на основе упомянутой грамоты Кульмское право (КП) - наиболее распространенное право немецких колонистов - было заимствовано позднее во многих сопредельных славянских и литовских землях.

Таким образом, комплексное изучение прусских юридических памятников, проводимое с привлечением неопубликованных материалов, позволяет определить их значение в контексте политики, права и культуры ХП-ХШ вв. Кроме того, поскольку КП было широко распространено в сопредельных землях, то его исследование заполняет один из существенных пробелов в нашей историографии, посвященной истории права Прибалтики и славянских стран.

Уровень научной разработанности темы. Первые труды, затрагивающие историю Кульмского права, были созданы прусским историком и правоведом К. Харткнохом (1677, 1684). Он, в частности, впервые издал латинский текст первой редакции КГ по утраченному впоследствии списку. Не идеализируя средневековые порядки, Харткнох подчеркивал в то же время давнюю традицию сословных вольностей в Пруссии. Начиная с трудов Харткноха КП непрерывно находилось в поле зрения историков и правоведов.

В XVIII в. ученые ввели в оборот большое количество источников по истории Пруссии и ее права. М. Лилиенталь в 1724—1744 гг. издал несколько сборников документов по прусской истории, включая грамоты о пожаловании КП отдельным городам. Ученый-эрудит М.К. Ханов написал построенный на обширном документальном материале труд «Краткая история Кульмского права», включенный в подготовленное им издание КП (1745). Другие исследователи XVin в. пытались проследить историю кодификации КП в связи с историей за-паднопрусских земель (Г. Ленгних, 1722-1755) или систематизировать его нормы по отдельным институтам (И.Г. Хауэнштейн, 1730). Традицию XVIII в. завершает известный ученый и литератор А. фон Коцебу. В четырехтомном труде по истории Пруссии (1808) он рассматривал и развитие Кульмского права. Заслугой автора было привлечение новых архивных документов. К Тевтонскому ордену Коцебу относился с предубеждением, а походы ордена в Пруссию считал чисто захватническими. Дарование КГ и иных привилегий колонистам он рассматривал преимущественно как вынужденную меру, необходимую для покорения края.

Следующий этап в изучении прусского права неразрывно связан с именем «отца прусской историографии» И. Фойгга, возглавлявшего Тайный архив в Кенигсберге и многое сделавшего для исследования Пруссии и издания источников. Истории орденской Пруссии он посвятил девятитомный труд (18271839), во многом сохраняющий ценность и сегодня, а также издал обширный сборник документов по истории края (1836-1861). Автор подробно рассматривал историю сословных привилегий. Методологические установки И. Фойгга были созвучны идеям немецких романтиков, а также призывам Ф.К. фон Сави-ньи изучать отечественное право как порождение «народного духа».

В первой половине XIX в. было осуществлено также несколько публикаций КГ по разным спискам. В историко-правовом и источниковедческом отношении КГ и Кульмское право изучали М. Тёппен (1865), Э. Штеффенхаген (1875), О. Штоббе (1857, 1859), Э. Штрюцкий (1883). Большое значение для исследования КП имел многотомный сборник актов по истории Пруссии (Preußisches Urkundenbuch), издание которого было начато в 1882 г. и продолжается до сих пор. Аналогичные сборники были выпущены по истории прусских епископств.

На рубеже XIX-XX вв. историей прусского права много занимался немецкий юрист В. фон Брюннек. Тематика его работ (1891-1918) была связана в ос-

новном с проблемами судоустройства, поземельных отношений и церковного патроната, определявшихся нормами Кульмского права. Его отдельные институты (прав! ордена, положение духовенства, городское устройство) изучались позднее также Г. Штеффеном (1919,1927) и А. Земрау (1920-1930).

Истории прусского права уделялось известное внимание и в исследованиях более общего характера по истории орденской Пруссии, принадлежащих Г. Пруту (1900), К. Ломейеру (1908), М. Элеру (1912) и др. Этим трудам была свойственна сильная политизированность. Большинство историков второй половины XIX - начала XX в. идеализировало Тевтонский орден и его политику. У ряда авторов, например у Г. фон Трейчке (1897), эта идеализация доходила до апологии грубой силы и захватнических войн.

Важным этапом в изучении прусского права стали работы либерального историка-правоведа Г. Киша, в особенности критическое издание КГ, сопровождающееся ее исследованием (1931), и работа о правовом регулировании рыболовства в орденской Пруссии (1932). Кишу был чужд националистический пафос, свойственный авторам многих предшествующих трудов. Его работы стали предпосылкой для дальнейших исследований. А. Метнер (1933) рассматривал вопрос о связях упоминаемых в КГ лиц и правовых институтов с Силезией. Г. Клейнау (1933) также посвятил обширную статью отдельным институтам КГ. В статье, посвященной 700-летию КГ, польский ученый К. Гурский (1933) попытался продемонстрировать то, что ряд норм КГ был сформулирован под влиянием институтов польского права первой половины ХШ в.

После второй мировой войны в изучении данной проблемы наступила длительная пауза. Обстановка «холодной войны» не способствовала появлению академически-беспристрастных работ по прусской истории. Более плодотворным оказалось изучение некоторых частных вопросов: например, в подготовленной еще до второй мировой войны монографии Э.Вашинского о монетной системе орденской Пруссии (1952) большое внимание уделялось соответствующим нормам прусского права. Но в целом до конца 1970-х гг. в германской историографии не появилось новых значительных работ по истории КГ и КП.

С конца 1960-х гг. указанная проблематика вновь привлекает интерес польских ученых. Так, 3. Здруйковский (1968) оценивал КГ как важный документ, положивший начало городским общинам Кульма и Торна. Самостоятельный интерес представлял также перечень городов, имевших ранее КП, составленный 3. Здруйковским по источникам ХШ-ХУШ вв. В последующие годы развернулось планомерное изучение истории бывшей Пруссии, включая исследование и издание соответствующих правовых памятников. В итоге польской науке удалось преодолеть ряд предвзятых установок. С середины 1970-х гг. регулярными стали контакты польских и немецких ученых, занимающихся прусской историей. В материалах их совместных научных конференций неоднократно освещались проблемы, связанные с КГ и КП. В Торуньском университе-

те был подготовлен целый ряд трудов и публикаций, прежде всего два новых научных издания КГ (1986). К 750-летию КГ была выпущена обзорная работа 3. Здруйковского о Кульмском праве (1983). Тогда же состоялась научная конференция, посвященная памятнику. Ее материалы, касающиеся самых разных аспектов КГ и КП, были изданы в 1988-1990 гг. Позднее польские авторы продолжали писать о КГ и других привилегиях, преимущественно в контексте истории заселения Пруссии и развития сословных прав ее жителей. В новейших работах сделаны заметные успехи при изучении раннего этапа прусской государственности (М. Дыго, 1992), городской автономии (Р. Чая, 1999), административных структур Тевтонского ордена в Пруссии (С. Юзьвяк, 2001).

Продолжают исследования и германские авторы. В их работах ранняя история прусского права освещалась в связи с историей управленческих структур Пруссии (М. Лёвенер, 1998, 2000) и отдельных городов (Э. Хемпель, 1982; К. Люкерат, 1983), историей права и средневекового правосознания (Ф. Эбель, 1983; Д. Вилловейт, 1985; Т. Берг, 1998), а также вспомогательных исторических дисциплин (X. Виттхёфт, 1981, 1993) и др. Но в последние десятилетия польские ученые в целом лидируют, пытаясь вывести изучение данной темы на качественно новый уровень.

Совсем иначе выглядит картина в российской историографии. Несмотря на давний интерес отечественной науки к Пруссии, ее юридическим памятникам Х1П в. почти не уделялось внимания. В дооктябрьский период появились лишь некоторые работы о славянских правовых памятниках этого региона (К. Дунин, 1876; М. Винавер, 1888). В 1950-х гг. ученые нашей страны вновь обращаются к истории права Пруссии. Однако их занимали почти исключительно источники, касающиеся отношений орденских властей с коренным населением, а также памятники, отразившие общественный строй местных народностей. Материалы же, относящиеся к немецкой колонизации края, а также к местным прусским правовым сборникам, обычно оставались без внимания. О них упоминалось, как правило, без специального историко-правового анализа, лишь в связи с вопросами политической и социально-экономической истории (В.Т. Пашуто, 1952, 1955, 1959; Г.Я. Риер, 1953; Т.И.Кирсанова, 1966; А.Н. Масан, 1989; В.И. Матузова, 1989, 1990). Единственная историко-юридическая работа, в которой затрагиваются вопросы прусского права - учебное пособие В.П. Прокопьева по истории германской государственности (1984), но в центре внимания автора находятся не столько правовые памятники, сколько государственные институты Пруссии.

Причины такого положения следует искать прежде всего в политической сфере, ибо полноценное исследование прусских юридических памятников во многом сдерживалось жесткими идеологическими установками. Государственность Тевтонского ордена рассматривалась исключительно как реакционное явление, лишенное каких-либо положительных черт. Советские исследователи

были оторваны от архивов и исследовательских центров ФРГ, занимавшихся историей прусских земель, поскольку эти учреждения клеймились как оплот реваншизма. Особенно ярко все это проявилось в историографии Калининградской области. Долгие годы существовал негласный запрет на изучение немецкой истории этого региона.

В последние годы положение стало постепенно меняться, тематика работ о Пруссии сделалась более разнообразной. Однако и в новых трудах российских ученых (А.Б. Губин, В.Н. Строкин, 1991; И.В. Белинцева, 2002; A.A. Конопленко, 2003) вопросы истории права почти не затрагиваются. Несколько большее, хотя и недостаточное внимание уделено историко-правовой проблематике в коллективных трудах «Восточная Пруссия» (1996) и «Очерки истории Восточной Пруссии» (2002), а также в новейшей диссертации Т.В. Трокаля, посвященной государству Тевтонского ордена в Пруссии в ХШ -начале XIV вв. (2004) Исключение составляет, пожалуй, лишь обзорный очерк Р.Ю. Качалова (1999), посвященный городскому праву Пруссии.

Таким образом, можно констатировать, что несмотря на успехи, достигнутые наукой, правогенез Пруссии изучен недостаточно. Немецкие и польские ученые, конечно, неоднократно обращались к юридическим памятникам Пруссии, в особенности к КГ и ее отдельным институтам. Однако количество работ, содержащих попытку рассмотреть эту тему в целом, крайне невелико. К тому же почти все имеющиеся труды написаны не юристами, а историками, которые далеко не всегда обращают должное внимание на правовой аспект исследуемых материалов. В отечественной же литературе прусские юридические памятники почти не затрагивалась. Поэтому их комплексное изучение в рамках истории права должно заполнить одну из заметных лакун в науке и наметить пути для дальнейших изысканий.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования является возникновение правовой системы орденской Пруссии.

Предмет исследования составляют: юридическое положение Тевтонского ордена в конце ХП и ХШ вв., его законодательная деятельность как суверена в завоеванных им землях, правовые основы его отношений с папской и императорской властью, польскими правителями, с колонистами и покоренными пруссами.

В работе изучаются две основные группы памятников. Первая из них - привилегии, и прежде всего первая привилегия, пожалованная орденом немецким колонистам - Кульмская грамота 1233/1251 г. Вторая группа - договоры ордена с различными субъектами права (польскими правителями, покоренным прусским населением, бюргерами северонемецких городов). В совокупности эти источники стали фундаментом местной правовой системы. Детальный анализ их институтов осуществляется диссертантом в тесной связи с колонизацией края и

формированием единой правовой системы в прусских землях.

Хотя развитие прусского права невозможно отделить от развития прусской государственности, история последней затрагивается в диссертации лишь по необходимости, поскольку организация и деятельность органов власти в Пруссии довольно хорошо изучены в литературе, в особенности благодаря новейшим работам польских ученых.

Содержание памятников анализируется прежде всего с историко-правовой точки зрения, по отдельным институтам. Однако, поскольку автором ставится задача комплексного изучения источников, постольку подобающее место отведено также историко-культурным аспектам проблемы (влияние средневекового мировоззрения на содержание и восприятие учредительных грамот и др.). При рассмотрении КГ и других грамот дано подробное истолкование их норм с демонстрацией явных и скрытых связей между грамотами и другими источниками.

Цель и основные задачи исследования. Исходя из научной и практической значимости избранной темы, степени и уровня ее разработанности, автор ставит перед собою цель на основе критического подхода к анализу исторшсо-юридической литературы, привлечения новых архивных и иных материалов исследовать правовую систему Пруссии в период ее завоевания Тевтонским орденом.

Общая цель предопределила и основные задачи:

1) установить предпосылки и условия появления правовой системы Пруссии в контексте политики Тевтонского ордена и в связи с общим развитием немецкого права;

2) проследить становление местной правовой традиции с учетом специфических интересов, которые преследовали представители различных политических сил;

3) рассмотреть юридические памятники Пруссии как единый комплекс правовых текстов и детально проанализировать их правовые институты;

4) выявить с привлечением неопубликованных источников характерные черты, присущие правовой традиции Пруссии, в связи с политикой, правом, культурой, и сословным правосознанием того времени;

5) определить место правовой системы Пруссии в общеевропейской картине средневекового права.

Географические рамки диссертационного исследования включают в себя как коренные прусские земли, так и две территории, присоединенные к ним на протяжении ХШ-Х1У вв. Это Кульмская земля (первоначально не причислявшаяся официально к Пруссии, но вошедшая в ее состав в ХШ в. в связи с инкорпорацией епископства Кульмского) и Мемельский край, административно

относившийся сначала к орденской Ливонии. Прусским властям он был подчинен формально лишь в 1328 г. Однако благодаря географической близости данного района к Пруссии приемы колонизации и механизмы управления были здесь те же, что и в других прусских землях.

Хронологические рамки работы определялись исходя из специфики развития Пруссии. В качестве terminus a quo автором избрано возникновение Тевтонского ордена (конец ХП в.), который и стал основным носителем прусской государственности и создателем местной правовой системы. Что касается terminus ad quem, то в этом качестве выступает конец ХГП столетия. К этому времени сложился корпус основополагающих правовых источников, надолго определивших дальнейшее правовое развитие страны. Однако в некоторых случаях в настоящем исследовании используются и источники более позднего времени, поскольку целый ряд норм и положений, содержащихся в анализируемых диссертантом памятниках, проясняется лишь ретроспективно, при обращении к материалам XTV-XVTI вв. В особенности это касается положений, свидетельствующих о правосознании исследуемой эпохи.

Источниковую базу исследования составляют несколько взаимосвязанных категорий документов. Важнейшее место среди них занимают правовые материалы. Источники юридического характера, привлекаемые для исследования, включают прежде всего актовые материалы. К ним относятся грамоты, исходившие от Тевтонского ордена (привилегии, распоряжения орденских властей), а также от папы, императора и польских князей. Часть актовых материалов не опубликована и извлечена из Тайного государственного архива прусского культурного наследия (Берлин) и Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург). Помимо актовых источников в диссертации используются записи и переработки обычного права, имевшие силу на территории Пруссии - «Саксонское зерцало», записи Магдебургского права и др. Их привлечение важно для освещения генезиса прусского права.

Неюридические материалы, значимые для исследования, - это преимущественно повествовательные (нарративные) источники. Особое место среди них занимает «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга (ок. 1330). Их изучение важно для уточнения событий, связанных с образованием Прусского государства, а также для раскрытия идейной и интеллектуальной атмосферы, в которой происходило становление и развитие местной правовой системы. При рассмотрении темы использованы также отдельные средневековые богословские, политические и философские сочинения. Все это дает возможность глубже понять изучаемые юридические памятники.

В совокупности привлекаемые диссертантом источники образуют надежную базу для исследования избранной темы.

Теоретико-методологической основой исследования стали методы и принципы, присущие как юридической, так и исторической науке. Теоретико-методологической основой диссертации служили принципы объективности, научности, историзма, цивилизационный подход к изучению истории. Фактический материал подвергся тщательному анализу с учетом хронологии событий, содержания политических и правовых форм и необходимости получения достоверной информации из имеющихся источников. Стремясь отойти от широко распространенных ранее представлений о «реакционной сущности» Тевтонского ордена и Пруссии, автор исходил из того, что прусское право следует рассматривать с учетом исторических условий и общественного сознания ХШ в.

В ходе исследования использовались общенаучные и часгнонаучные методы, в том числе проблемно-теоретический, системно-структурный, сравнительно-правовой, сравнительно-исторический, формально-логический, текстологический, статистический. Значительное внимание уделено также явным и скрытым связям между содержанием правовых памятников и духовной культурой изучаемой эпохи, в частности, правовой идеологией того времени. Что касается порядка изложения материала, то разнообразие последнего побудило автора прибегнуть к сочетанию проблемно-хронологического подхода с систематическим (анализ правовых источников проводится по отдельным институтам).

При работе над темой были учтены концептуальные и теоретические разработки ряда отечественных и зарубежных ученых - как правоведов, так и историков. При этом учитывалось, что на современном этапе развития историко-правовой мысли взят курс на комплексные теоретико-правовые и конкретно-исторические исследования права. Поэтому особую значимость имеют труды тех авторов, которые подходят к анализу исторических форм государства и права комплексно, используя новейшие достижения общественных наук (социальной истории, исторической антропологии, истории ментальности и др.). К таким исследователям принадлежат А. Буэс, А.Я. Гуревич, Г. Дильхер, М. Дыго, Д.И. Луковская, Б.Н. Миронов, B.C. Нерсесянц, A.B. Поляков, Л.И. Спиридонов, Я. Тандецкий, И.Я. Честнов, П. Эрлен.

Научная новизна диссертации заключается прежде всего в том, что в ней впервые осуществлено комплексное, логически завершенное монографическое историко-правовое исследование правовой системы Пруссии ХШ столетия. В работе предпринята попытка синтезировать достижения историко-правовой науки и историографии истории Тевтонского ордена и Пруссии, обогащена ис-точниковая и теоретико-методологическая база исследования, на основе которой выявлены конкретно-исторические особенности прусского средневекового права. Показана типологическая принадлежность правовых форм, возникших в Пруссии на этапе формирования орденской государственности, впервые иссле-

дован вопрос о чертах правосознания, запечатленных в прусских юридических памятниках.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Памятники права орденской Пруссии относятся к числу важнейших источников, раскрывающих черты формирования государственности в Пруссии в средние века. Эти черты определялись как общеевропейскими тенденциями государственно-правового развития, так и спецификой возникновения и эволюции Прусского государства. Связь с общеевропейской эволюцией права заключалась прежде всего в том, что с момента своего возникновения правовая система Пруссии во многом складывалась из институтов, сформировавшихся в ряде княжеств и регионов Европы (включая не только немецкие, но также нидерландские, венгерские, славянские земли). При этом с используемыми видами права (городского, горного, семейного и др.) орден мог быть знаком из первоисточника, поскольку тевтонцы имели многочисленные владения в указанных землях и поддерживали тесные связи с их правителями и знатью.

2. Специфика государственно-правового развития Пруссии объяснялась как ее военно-колониальным происхождением, так и общими закономерностями развития региона. Ведущей политической силой страны стал Тевтонский орден, который представлял собою иерархическую, жестко централизованную корпорацию. Это обстоятельство ярко проявилось в устройстве подвластных ордену земель и в правовой системе Пруссии. Будучи духовной и в то же время военной организацией, орден располагал дополнительными юридическими инструментами, позволявшими не допустить появления заметных альтернативных центров политического влияния, прежде всего в лице церковных властей. Этому служили инкорпорация в орден почти всех прусских епископств, широко применяемое властями право патроната, возникающее на основании учреждения храмов или наделения их имуществом, ограничение повинностей колонистов в пользу церкви (особенно значительное сокращение десятины). Равным образом орден держал под жестким контролем и светских рыцарей. Хотя уже в Х1П в. формируются отдельные крупные имения, власти не допускали политической самостоятельности их владельцев, а в основе орденского господства в Пруссии лежала не вассально-ленная, а должностная система, сложившаяся под влиянием права министериалов. Наконец, власти заметно ограничили и автономию возникающих в стране городов, что также упрочило власть тевтонцев в крае.

3. Значение источников прусского права ХП1 в. определяется прежде всего тем, что в них отразились методы колонизации края. Колонизация стала не про-

сто одним из инструментов закрепления орденского господства в Пруссии, но и одной из существенно важных черт прусской истории. При изучении правовых памятников выявляется важнейшая черта колонизации Пруссии- ее рациональный и плановый характер. Рациональность заключалась в стремлении к комплексному решению военно-стратегических и хозяйственных задач, стоявших перед властями на этапе покорения и дальнейшего освоения края. Речь идет о продуманных мерах, способных привлечь колонистов и поставить на службу ордену некоторые местные элементы (предписания, касающиеся военного дела, имущественных отношений, политической организации создаваемых общин, прав церкви и др.). Плановый характер этих мероприятий, подтверждаемый данными орденской переписки, генеалогией колонистов и другими источниками, проявлялся в установлении длительных и прочных связей с базами колонизации на Западе, прежде всего с Саксонией, Силезией и прибалтийскими городами. Единство задач, которые ставили перед собою орденские и епископские власти, обусловило другую существенную черту колонизации-значительное сходство ее методов и приемов. В первые десятилетия после вторжения в Пруссию колонизация была неразрывно связана с целями военной экспедиции, поэтому роль предпринимателей (так называемых локаторов, которые брали на себя вербовку колонистов) была ограничена.

4. Рациональность и плановость колонизации не могли бы быть обеспечены без письменной фиксации правовых норм, на которых строилось заселение Пруссии. Поэтому с первых же лет важнейшим юридическим инструментом колонизации стали учредительные грамоты, а также договоры властей с локаторами. Большое значение имело и установление регулярных правовых связей между колониями и материнскими общинами, проявлявшееся в присылке записей городского права и обращениях в суды более старых городов. Эти связи позволяли в готовом виде использовать достижения немецкой правовой традиции и вырабатывать на их основе новые нормы, приспособленные к специфике прусского общества.

5. Особое место среди юридических источников, появившихся в эпоху возникновения прусской правовой системы, заняла Кульмская грамота 1233/1251 г., ставшая образцом для большинства последующих грамот. Данная грамота и иные связанные с нею привилегии, а также возникшие позднее сборники Кульмского права в конечном итоге стали фундаментом местной правовой системы. Уже при издании Кульмской грамоты целый ряд ее положений был распространен не только на Кульм и Торн, но и на их округу и на всю Кульмскую землю. На протяжении XIII в. и позднее, благодаря многократным ссылкам на пример Кульма и Кульмской земли в учредительных грамотах новых городских и сельских общин, в Пруссии формируется и единое в основных

своих институтах Кульмское право.

6. Возникновение и развитие Кульмского права предстает как крайне противоречивый процесс. Сама эта противоречивость определялась по крайней мере двумя факторами. Во-первых, это сам характер Кульмского права как права колонизации. Это право облегчало процесс колонизации и само было его порождением. Оно опиралось на передовые для того времени правовые институты, отвечало интересам колонистов и обеспечивало поддержку ордена с их стороны. Но именно поэтому оно объективно было направлено против коренного населения - пруссов. Пруссы (кроме некоторых представителей знати - нобилей) редко получали Кульмское право, которое было атрибутом наиболее привилегированных слоев населения. Не приходится говорить и о каком-либо синтезе прусского права с немецким, поскольку социальные и правовые различия между местным и пришлым населением оказывались слишком велики. Во-вторых, в рамках распространения единого по форме Кульмского права фактически протекают два параллельных процесса: с одной стороны, происходит образование общин, состоявших из свободных крестьян и горожан, а с другой - начинается формирование крупной земельной собственности, которое привело позднее к господству помещичьего землевладения и к определяющей роли дворянства в судьбах Пруссии.

7. Кульмское право стало ведущим, но не единственным правовым инструментом, который использовался орденом для установления и упрочения своего господства в крае. Это объяснялось тем, что власти стремились опереться не только на колонистов, но и на местные лояльные элементы, прежде всего на польскую шляхту и крещеных знатных пруссов. Адресованные им правовые нормы имели целью поставить эти группы населения на службу ордену. В отношении прусских нобилей дополнительно ставилась задача цель ослабить общинно-родовые связи между отдельной семьей и прусским племенем в целом, чтобы уменьшить сопротивление пруссов. В то же время тевтонцы не препятствовали полякам и пруссам применять местное обычное право, претерпевшее ряд изменений под влиянием христианизации. В итоге на протяжении XIII в. в Пруссии сформировалась сложная по своему характеру правовая система, объясняемая этносоциальной неоднородностью населения.

8. В правовых источниках Пруссии (прежде всего в Кульмской грамоте, других ранних привилегиях колонистам, в Христбургском мирном договоре с пруссами 1249 г.) запечатлелись многообразные черты средневекового правосознания и мировоззрения в целом: представления о миссии орденского государства, связанные с идеологией крестового похода, переход от устного, обычного права к праву писаному и установленному. Употребляемый в источниках

термин «отечество» (patria) свидетельствует об эволюции правовых представлений: предполагается, что право распространяется именно на территорию, а не на группу лиц, как прежде. В свою очередь, это было связано с легитимацией и упрочением государственной власти, становлением системы территориальных княжеств и формированием представления о государстве, не связанном с личностью конкретного правителя.

9. Сравнительный анализ прусского правогенеза с правовым развитием других регионов Европы позволяет установить типологическую близость между местной правовой системой и правом государств, находившихся в сходных с прусскими военно-политических условиях. Если говорить о немецком ареале, то Пруссия была типологически сходна (хотя и не тождественна юридически) с марками на востоке Священной Римской империи. Но в еще большей степени подобное сходство демонстрируют каролингский Лангедок и Пиренейский полуостров при Реконкисте (VIII-XV вв.), Ирландия в период ее завоевания Англией (XII-XV вв.). Такие особенности представляются закономерными, поскольку для перечисленных регионов характерен феномен фронтира - подвижной культурной и военной границы между государствами. Фронтир сыграл особую роль в политико-правовой эволюции отдельных обществ и стал своеобразной «лабораторией» для создания новых государственно-правовых институтов. Поэтому и законодательная политика на фронтире для привлечения колонистов и закрепления новых территорий неизбежно приобретала сходные черты.

Теоретическую и практическую значимость исследования определяют содержащиеся в нем выводы и положения, важные с научной точки зрения, а также разнообразный фактический и статистический материал, на который оно опирается. Они используются автором в учебном процессе (в лекциях, семинарах, методических рекомендациях для учащихся юридических и исторических вузов по курсам истории государства и права, всеобщей истории, а также исторического краеведения, поскольку заметное место в диссертации занимает материал, относящийся к территории нынешней Калининградской области), в дальнейшей научной разработке данной проблематики. Выводы автора были использованы также в учебном процессе при чтении курсов истории права и краеведения в Санкт-Петербургском государственном университете экономики и финансов, Новгородском и Калининградском государственных университетах.

Апробация результатов исследования. Предварительные и окончательные результаты, полученные в процессе работы над избранной темой, обсуждались на кафедре теории и истории государства и права юридического факультета

Санкт-Петербургского государственного университета, в марбургском Герде-ровском институте (ноябрь 1997 г.), на научных конференциях, проходивших в Санкт-Петербургском филиале Института российской истории РАН (июнь 1998 и март 1999 г.), в Санкт-Петербургском (ноябрь 1999, ноябрь 2000, февраль и ноябрь 2001 г.), Торуньском (ноябрь 2002 г.) и Гейдельбергском (октябрь 2003 г.) университетах, а также в Саксонской академии наук в Лейпциге (ноябрь 2003 г.).

Основные положения диссертации нашли отражение в опубликованных работах автора. По теме диссертации изданы три монографии и ряд научных статей, вышедших в России, Германии и Польше. Работы автора имели положительные отклики в печати в России и за рубежом, включены в рекомендательные списки литературы в учебных пособиях и справочниках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав (включающих шестнадцать параграфов), заключения, списка источников и литературы, а также приложений.

Во введении обоснована актуальность темы диссертационного исследования, проанализированы уровень и степень научной разработанности темы, определены цель и задачи исследования, его хронологические и географические рамки, аргументированы научная новизна работы, раскрыты ее теоретические и методологические основы, определена теоретическая и практическая значимость диссертации.

В главе I «Литература и источники», состоящей из двух параграфов, рассмотрены литература и источники по теме диссертации. В § 1 «Обзор литературы» имеющаяся историография рассмотрена с точки зрения тех идейных течений ХУШ-ХХ вв., которыми определялось развитие исторической и истори-ко-правовой мысли в Германии, Польше и России. Отмечены основные подходы к теме, политизация связанных с нею вопросов и пути ее преодоления. В § 2 «Источники исследования» раскрыта источниковая база работы, приведена характеристика тех архивных фондов, из которых извлечены неопубликованные материалы.

Глава П «Политические и правовые предпосылки возникновения правовой системы в орденской Пруссии» содержит три параграфа. В § 1 «Возникновение и сущность Тевтонского ордена» вопрос об эволюции данной корпорации рассмотрен в контексте политики, идеологии и правосозна-

ния XII—XIII вв. Специфика духовно-рыцарских орденов определялась тем, что они бьии подчинены римскому папе, а не государям, в чьих владениях создавались. Тевтонский орден возник во время третьего крестового похода как учреждение для ухода за ранеными и больными крестоносцами, но вскоре сделался преимущественно военным институтом (1198). Его экономическую основу составили владения в Палестине (существовавшие до конца XTII в.) и пожалования отдельных государей в Европе. Юридической основой, определявшей существование ордена, стал устав, относящийся к концу XII в. В параграфе рассмотрены положения устава, определявшие внутреннее устройство ордена, полномочия его верховного магистра (гохмейстера) и иных должностных лиц, а также административно-территориальное деление орденских владений. Кроме того, проанализировано идейное содержание устава. Идеологии ордена, особенно в XIII в., был присущ фанатичный и бескомпромиссный характер, что сказалось позднее и на отношен™ к автохтонному населению Пруссии.

Далее в параграфе рассматривается развитие Тевтонского ордена как носителя государственного начала. Предписанная уставом монашеская заповедь трудиться находила свое воплощение в активной организаторской и хозяйственной деятельности орденской братии. Опыт «государственного строительства» был осуществлен в Палестине, а затем и в Европе. В первой половине XIII в. Тевтонский орден дважды пытался создать более крупные владения на Кипре и в Венгрии, перенеся туда центр своей хозяйственной активности. Эти планы не увенчались успехом, после чего тевтонцы делают выбор в пользу «прусского проекта». В истории ордена начинается новый этап, связанный с завоеванием Пруссии. Эта экспедиция завершилась возникновением теократического государства в Прибалтике.

В § 2 «Военная экспедиция Тевтонского ордена в Пруссию и ее политико-правовой контекст» проанализированы те предпосылки, которые привели к возникновению орденской государственности и формированию прусской правовой системы. В 1226 г. к гохмейстеру Герману фон Зальца обратился один из польских удельных князей - герцог Конрад I Мазовецкий. Конрад просил орденских братьев защитить его владения от набегов пруссов. За помощь он обещал ордену Кульмскую землю, расположенную на правом берегу Вислы. Заручившись поддержкой папы и императора, орден начал военную экспедицию в прусские земли. Боевые действия постепенно переросли в завоевание всей Пруссии, которому суждено было затянуться более чем на полвека (1230-1283). К походам ордена были привлечены феодалы со всей Европы, а также немецкие и фламандские бюргеры и крестьяне.

Основное внимание в параграфе уделено рассмотрению правовых актов, послуживших ордену юридическим обоснованием для прусской экспедиции, прежде всего грамота Конрада Мазовецкого от 28 апреля 1228 г., в которой признавались права ордена на Кульмскую землю. Ее содержание рассматривается в

тесной связи с другим важным актом - так называемым Крушвицким договором ордена с Конрадом Мазовецким (от 30 июня 1230 г.). При этом затронут сложный вопрос об аутентичности Крушвицкого договора, в частности, о его датировке и о возможном появлении его в 1234 г. В целом имеющиеся актовые и хроникальные источники с достаточной достоверностью вскрывают намерения Конрада Мазовецкого осуществить завоевания в прусских землях силами Тевтонского ордена.

Важное значение для прусской экспедиции имела поддержка папского престола и местного духовенства. К 1231 г., когда началось орденское вторжение, в Пруссии уже осуществлялась миссионерская деятельность силами монаха Христиана, который был объявлен первым епископом Пруссии. По его просьбе в 1219 г. был официально провозглашен крестовый поход в Пруссию. Миссия в прусских землях пользовалась поддержкой не только Рима, но также и польского епископата и польских князей. В параграфе рассмотрены договоры ордена с епископом Христианом (1228-1231), а также папские буллы 1230-1245 гг. Данные акты, отвечавшие нормам канонического права и тогдашней практике, стали юридической основой для прусской кампании под лозунгом крестового похода.

Поддержка императора Фридриха П была оформлена так называемой Золотой буллой, изданной в Римини. В ней император одобрял прусскую кампанию, признавал права ордена на прусские земли и даровал в них тевтонцам целый ряд важнейших хозяйственных и политических прав (регалий). Эта грамота датирована мартом 1226 г. Однако автор разделяет точку зрения Т. Ясиньского, согласно которой привилегия в действительности была издана весной или летом 1235 г. и распространяла покровительство императора на прусскую кампанию «задним числом» (частая практика в средние века). Передатировка Золотой буллы может служить дополнительным косвенным аргументом в пользу гипотезы о том, что упоминавшийся Крушвицкий договор ордена с Конрадом Мазовецким был составлен в 1234 г.

Среди политических сил, заинтересованных в прусской экспедиции, было также бюргерство ганзейских городов, прежде всего Любека, который представлял собою важный порт на Балтике и имел весьма развитое городское право. В крестовых походах в Пруссию Любек видел для себя шанс расширить доступ к рынкам сырья и сбыта и одновременно увеличить сеть своих опорных пунктов. В свою очередь, привлекая горожан к колонизации Пруссии, орден обеспечивал себе надежное транспортное сообщение по морю с базами колонизации на Западе, военную и финансовую помощь. Поэтому впоследствии ган-зейцы получали существенные привилегии в связи с основанием отдельных городов. В этих общинах нашло некоторое применение и Любскское право.

Таким образом, успех военной экспедиции в Пруссию и последующее заселение края колонистами были обеспечены благодаря поддержке ордена духов-

ной и светской властью, а также бюргерством ганзейских городов.

В § 3 «Становление правовой системы орденской Пруссии в контексте немецкой колонизации XIII в. Колонизация Пруссии как составная часть общеевропейского колонизационного процесса» возникновение прусской государственности рассмотрено в двух аспектах: в связи с общеевропейским колонизационным процессом и в связи с используемыми для нее юридическими механизмами. В параграфе обосновывается мнение о том, что прусскую колонизацию, несмотря на насильственный поначалу характер проникновения иноземных поселенцев в Прибалтику, следует рассматривать как составную часть тогдашнего общеевропейского колонизационного процесса. В истории Европы XI-XIII века отмечены быстрым развитием производительных сил и демографическим ростом. Одним из следствий указанного процесса была сельская и городская колонизация. Феномен немецкой восточной колонизации, характерный для стран Восточной Европы (чешских, польских, венгерских владений) издавна был предметом споров. Конечно, идеализировать его не следует. Но все же нет оснований считать данный процесс результатом чьих-либо скоординированных экспансионистских планов. В средневековой Европе господствовала монархическая форма правления, и большую роль играла идея личной лояльности правителю. Этническое же самосознание масс нередко оттеснялось на второй план религиозным или локальным самосознанием, чувством подчинения своему сеньору и т.д. В итоге местное население в охваченных колонизацией регионах, несмотря на известные трения с колонистами, постепенно восприняло целый ряд культурных достижений, которые принесли с собой немецкие переселенцы.

Далее в параграфе анализируются те юридические механизмы колонизации, которые облегчали процесс переселения, освоение новых угодий и создание новых деревень и городов - локация и предоставление колонистам так называемого немецкого права. Термин «локация» (от латинского loco — «помещаю») обозначал образование нового поселения, которое осуществлялось по соглашению владельца земель с организатором колонизации - локатором. Последний обязывался заселить отведенный участок оговоренным количеством колонистов. За это он получал больший, чем у других переселенцев, земельный надел, а также должность общинного старосты (шультгейса) с правом вершить суд и удерживать в свою пользу часть денежных штрафов. Эти привилегии переходили затем к потомкам локатора.

Так называемое немецкое право представляло собой комплекс привилегий, получаемых колонистами на новом месте. В совокупности они создавали новое для данной местности общественное и хозяйственное устройство. Основными чертами этого устройства были: личная свобода поселенцев, неприкосновенность их имущества, унифицированный размер земельных наделов, рационализация труда и налогообложения, самоуправление и собственный суд в поселе-

ниях колонистов под руководством общинного старосты (им, как уже сказано, обычно становился локатор). Землевладение колонистов обычно было наследственно-чиншевым. Термином «чинш» (census) обозначались все натуральные и денежные повинности, вытекающие из землевладения и противопоставляемые различного рода службам (servitium). Смысл чиншевой системы заключался прежде всего в четком нормировании повинностей. Кроме того, государи обычно разрешали поселенцам жить по обычаям их родины. Как правило, это предполагало и сохранение связи с наиболее авторитетными судами тех мест, откуда происходили колонисты. Благодаря введению немецкого права могла происходить локация не только в узком смысле (как образование нового поселения), но и в более широком значен™ этого термина - как реорганизация и увеличение уже существующей общины. Первоначально немецкое право действительно предоставлялось в основном немцам-переселенцам, но впоследствии аналогичный правовой режим стал вводиться и в общинах, основанных местными уроженцами (славянами, венграми).

Особую роль данный механизм сыграл в образовании новых городов. Возведение в статус города означало признание за поселением права на ту или иную степень самоуправления через выборные органы, судебную автономию (обычно с правом обжалования приговоров в суд того города, по чьему образцу даровано городское право), фиксированный размер налогов, упорядочение городских ремесла и торговли и введение мер, направленных на поддержание мира и порядка в городе. Не абсолютизируя роль немецкого городского права (Мшде-бургского, Любекского, Нюрнбергского, Венского и др.) в формировании таких общин, автор полагает, что его предоставление часто было важным «катализатором» для развития ремесла и торговли. В ходе рецепции иноземного права его нормы вступали в сложное взаимодействие с местными обычаями, что вело на практике к возникновению локальных разновидностей городского права.

Повсеместная рецепция немецкого права была закономерной. Она была подготовлена социально-экономическим развитием затронутых колонизацией земель, отражала отмирание архаичных местных норм и введение новых, создававших благоприятные условия для хозяйственной деятельности. Все эти черты прослеживаются и в развитии орденской Пруссии. В ходе колонизации прусских земель Тевтонский орден воспользовался обширным опытом, накопленным в Восточной Европе на протяжении по крайней мере двух столетий.

Глава Ш «Основные правовые источники орденской Пруссии ХШв.»

состоит из двух параграфов, освещающих появление указанных источников в связи с расстановкой политических сил в покоряемом крае, этнической и социальной структурой населения.

В § 1 «Привилегии и договоры ордена с колонистами и местным населением» рассмотрены правовые источники, оформлявшие отношения тевтон-

цев с различными категориями лиц. Прежде всего это акты, адресованные немецким колонистам. Особое место среди них занимают городские привилегии, поскольку в условиях военной экспедиции прежде всего основывались города, и лишь после этого власти приступали к планомерному сельскохозяйственному освоению местности. Городская колонизация началась с Кульмской земли. Ее важнейшими центрами стали Кульм (Хелмно) и Торн (Торунь). Общая для них учредительная привилегия, получившая название Кульмской грамоты, была издана 28 декабря 1233 г. и возобновлена с некоторыми изменениями 1 октября 1251 г. Возобновление состоялось в связи с гибелью оригинала грамоты при пожаре Кульма в 1244 г. и переносом обоих городов на новые места. Для грамоты характерно предметное многообразие включенных в нее предписаний. Кульм и Торн были признаны городами в правовом смысле слова и получили право на самоуправление. КГ содержит описание угодий, отведенных обеим общинам. Горожанам разрешалось владеть недвижимостью при условии несения за нее повинностей, осуществлять правопреемство в этой сфере и защищать свои права в судебном порядке. В КГ описаны также регалии, т.е. права ордена как суверена в Кульмской земле. Некоторые из них носят политический характер (судебная регалия, право на строительство замков), другие являются в основном хозяйственными. Наконец, грамота регулирует отношения горожан и ордена с местными церковными учреждениями в рамках Прусского (с 1243 г. - Кульмского) епископства. В тексте КГ особое значение имеют три последние статьи (22-24), говорящие о введении единой монеты, унификации мер земельной площади и уничтожении всех пошлин. Действие этих статей распространялось не только на оба города, но и на всю Кульмскую землю. В конечном счете все предписания КГ были предназначены для привлечения переселенцев и должны были благоприятно сказаться на развитии обеих общин. КГ стала своеобразной программой будущей колонизации, поскольку предусмотренный грамотой правовой режим, привлекательный для колонистов, был позднее распространен и на остальную Пруссию. Далее в параграфе прослежены связь КГ с общеевропейской и немецкой правовой традицией, а также особенности присущей для привилегии законодательной техники, которая отличается большим разнообразием приемов.

В начальный период покорения Пруссии привилегии кульмского образца получили также города Мариенвердер (ок. 1234), Реден (ок. 1240), Кульмзее (сер. ХШв.), Новый город Торна (1264). Тексты этих грамот, за исключением последней, до нас не дошли.

Ряд городских общин был основан при активном участии Любека. Первой колонией такого рода стал Эльбинг, получивший учредительную грамоту в 1246 г. Этой привилегией городу были отведены обширные земельные угодья и гарантированы значительные хозяйственные права. Исключительная важность Эльбингского порта побудила орден сделать некоторые поблажки колонистам и

даровать им Любекское право, которое предусматривало значительную самостоятельность общин. Значение города в жизни края определялось и тем, что с 1251 до 1309 г. здесь находилась резиденция орденского наместника (ландмей-стера), т.е. Эльбинг фактически сделался столицей Пруссии. Помимо Эльбинга, Любекское право получил Мемель (1257 или 1258), основанный совместными усилиями ордена, Любека и епископа Курляндского. Большой интерес представляет также история пожалования привилегий для Кёнигсберга, крупнейшего из основанных орденом городов. Процесс его основания, предпринятого по договору с Любеком (1242-1286), хорошо документирован и дает наглядное представление о плановом характере орденской колонизации.

Имеются также некоторые разрозненные свидетельства, говорящие о сельской колонизации в рассматриваемый период. Она протекала в двух основных формах: создание рыцарских имений и основание чиншевых деревень. О создании рыцарских имений говорят в основном жалованные грамоты, выданные крупным землевладельцам. Значительные земельные пожалования в этот период были в целом редким явлением. Несмотря на постоянную потребность в военной силе, орден довольно рано осознал, что присутствие в Пруссии крупных землевладельцев может неблагоприятно сказаться на его собственных позициях в крае. В основном предоставлялись небольшие имения, не превышающие десяти гуф (1 гуфа = 16,8 га). В тот же период был основан и ряд чиншевых деревень (например, в епископских владениях). Но в целом в изучаемый период колонистами было основано незначительное число сельских поселений, поскольку военная обстановка оставалась нестабильной. Поэтому немецкая сельская колонизация развернулась лишь к концу ХШ столетия.

Другую потенциально лояльную тевтонцам категорию подданных образовывали поляки (как простолюдины, так и шляхта), составлявшие заметную группу жителей, особенно в Кульмской земле. Орден поспешил урегулировать отношения прежде всего со шляхтой, надеясь опереться на нее в борьбе с пруссами. Между 1233 и 1239 г. орден издал особую привилегию для польского рыцарства Кульмской земли. Ее первоначальный текст до нас не дошел, содержание грамоты известно по подтверждению ландмейстера Германа Балька от 17 ноября 1278 г. Орден был заинтересован в создании надежного войска, поэтому военная служба провозглашалась основной обязанностью польской шляхты, а прочие повинности были четко нормированы. В параграфе дана общая характеристика грамоты в связи с положением польского рыцарства. В рассматриваемый период орден и епископы не издавали каких-либо специальных правовых актов, адресованных полякам-простолюдинам. Но орденские власти не препятствовали применению обычного права польских крестьян, хотя отдельные нормы традиционного польского права подверглись в Пруссии видоизменению или даже были вовсе отменены.

Наконец, орден стремился привлечь на свою сторону и часть пруссов, по-

этому среди прусских актов заметное место занимают источники, определяющие отношения ордена с покоренным прусским населением. Несмотря на бескомпромиссный и кровавый характер крещения пруссов, тевтонцы пытались урегулировать отношения по крайней мере с частью из них на правовой основе. После первого прусского восстания орден заключил с побежденными пруссами Христбургский договор от 7 февраля 1249 г. В договоре подробно оговорены обязательства неофитов по отношению к церкви и искоренению прежних языческих верований. Пруссам, выразившим покорность ордену и обратившимся в христианство, предоставлялась личная свобода. Если же отдельные пруссы или прусские земли возвращались к язычеству, то они утрачивали эту свободу. Кроме того, договор подробно урегулировал семейные, имущественные и наследственные права пруссов. Пруссы получили также возможность избрать право, которым они должны были руководствоваться в будущем. Пруссы избрали право своих соседей-поляков, однако в договоре указано, что из этого права изымаются нормы об испытании каленым железом и иные положения, противные Богу, римской церкви или церковной свободе. В изучаемый период было издано также несколько привилегий, пожалованным отдельным прусским нобилям. Их содержание отвечало общей политике ордена, направленной на покорение края.

В § 2 «Культурно-исторические особенности памятников прусского права XIII в.» привлекаемые источники проанализированы как памятники культуры и правовой мысли своего времени. Поскольку средневековое мировоззрение и правосознание были консервативны, а практика орденской канцелярии отличалась значительной преемственностью, анализ этих грамот был проведен на обширном сравнительном материале. Для выявления некоторых характерных черт, отразившихся в этих источниках, были привлечены однотипные памятники более позднего времени (в основном привилегии для прусских городов) - как опубликованные, так и извлеченные из берлинского архива.

Как и большинство правовых памятников средневековья, орденские грамоты и договоры пронизаны религиозными представлениями их составителей. В параграфе анализируются формулировки грамот, отражающие данные взгляды (выражения типа «верные Бога» -fideles Dei, которые имели не только религиозное, но и правовое значение). Заметное место в этих источниках занимали и высказывания, в которых отразилась идеология крестового похода. Наиболее характерна она для Христбургского договора 1249 г., который буквально пестрит предписаниями, касающимися обращения язычников-пруссов в христианство. Однако эти взгляды наложили свой отпечаток и на городские привилегии, о чем говорят их преамбулы (КГ, Эльбингская грамота 1246 г.).

Религиозное мировоззрение, возможно, отразилось и в выборе дня для издания грамот. В диссертации данный вопрос впервые в литературе рассмотрен на прусских материалах. Средневековое отношение к времени сильно отличалось

от сегодняшнего, причем официальные установки сочетались со взглядами, которые рассматривались церковью как суеверия. Под этим углом зрения были проанализированы 74 жалованные грамоты, полученные прусскими городами в 1233-1475 гг. и поддающиеся при этом точной датировке. При их рассмотрении автором определялись дни недели, в которые они были изданы. Полученные данные сопоставлялись с орденским уставом и литургическим календарем. В совокупности эти приемы позволили заключить, что издание грамот весьма часто приурочивалось к важнейшим праздникам, отмеченным в орденском календаре как «всецело двойные» (totum duplex) и «двойные» (duplex), а также к главным переходящим праздникам, связанным с пасхальным циклом, и к другим значимым периодам литургического года (прежде всего постам). В некоторых случаях можно предположить, что при выборе дней недели для издания грамот играли свою роль также традиционные германские представления о праве. О них говорят, в частности, соответствующие предписания «Саксонского зерцала» (Земское право. Кн. II, ст. 66), закрепляющие особый правовой статус отдельных дней недели в связи с сохранением земского мира. Представляется, что предложенный подход проливает свет на особенности средневекового правосознания и может быть использован также для других регионов Европы.

Значительный интерес представляют те особенности рассматриваемых памятников, которые связаны с развитием средневековой письменной культуры. Сам по себе процесс письма часто воспринимался как акт благочестия. В содержании прусских юридических памятников имеются некоторые черты, говорящие, как представляется, именно о подобном восприятии письменного слова, особенно в преамбулах и в заключительных частях грамот. В параграфе приведены также некоторые наблюдения, касающиеся внешнего облика грамот как памятников письменной культуры.

Анализируемые источники отразили переход от устного права к праву писаному. В то же время употребляемые в их преамбулах выражения типа «намеревающимся рассматривать эту грамоту» (а не «читать») позволяют предположить, что исследуемые источники были рассчитаны прежде всего на чтение вслух (в оригинале или в переводе). Поэтому изначально КГ и другие грамоты того времени были написаны в виде слитного текста, без выделения нормативных положений и без какого-либо членения их на статьи. В параграфе проанализированы опубликованные и архивные данные, говорящие о том, как менялось восприятие написанного текста. Из нерасчлененных текстов, предназначенных для оглашения вслух, грамоты постепенно превращались в источники, рассчитанные прежде всего на чтение и использование в правовой практике.

С общими чертами средневекового мировоззрения неразрывно связаны и особенности правосознания, отразившиеся в прусских юридических памятниках ХП1 в. Они ярко отразились в КГ и ряде иных грамот. Представления о власти были связаны прежде всего с идеей о праве суда над населением той или

иной территории. Однако в изучаемую эпоху в документах наблюдается известная перестановка акцентов. На первый план выступает уже не право суда над населением, а право владения той или иной территорией. Это был шаг к складыванию системы территориальных княжеств. Становление указанных представлений выглядит как проникновение в законодательство таких категорий римского права, как proprietas и dominium.

Далее в параграфе рассматривается правовая природа исследуемых памятников, прежде всего на основе терминологии самих грамот. Особое внимание уделено анализу термина Privilegium. Данный вопрос рассмотрен с привлечением положений канонического права ХП-ХШ вв. В принципе основное свойство привилегии заключалось в противоречии общему праву. В то же время от правителя мог исходить и акт, подтверждающий действующее право. Такой акт канонисты называли привилегией согласно праву (Privilegium secundum ius); эта конструкция имела не только теоретическое, но и практическое значение, так как в подобных привилегиях видели средство, укрепляющее право в целом. Из сказанного можно сделать вывод о том, что содержание прусских грамот полностью вписывалось в тогдашние представления о привилегиях.

В параграфе рассмотрен вопрос о том, какое положение занимали изучаемые источники в системе источников средневекового права. По мнению автора, в них прослеживаются как властное веление суверена, так и договорные черты, причем не только в договорах с Любеком и пруссами, но и в привилегиях, о чем говорят термины типа pacciones, которые упомянуты наряду с «установлениями» (constituciones) и «обещаниями» (promissiones), а также участие представителей общин в качестве свидетелей. Это неудивительно, поскольку идея общественного договора была весьма популярна в средневековой юридической мысли. Договорным началом пронизана вся правовая система, пусть даже это начало зачастую бывало формальным; общественный договор скреплялся клятвой его участников. Особые черты присущи КГ: она регулировала наиболее обширный круг отношений, а ее последние три статьи распространялись на всю Кульмскую землю. Поэтому есть основания сближать КГ не с земским правом (Landrecht), а с так называемым правом земли (Landesrecht, Landschaftsrecht), т.е. территориальным установлением какого-либо суверена.

Глава IV «Анализ институтов права Пруссии ХШ в.» состоит из восьми параграфов. В § 1 «Вступительные замечания» обоснован подход к анализу источников. Европейское средневековое право не знало современного деления на отрасли. Правовые нормы группировались по лично-сословному принципу, отражавшему социальную стратификацию феодального общества. В соответствии с этим выделялись право земское, городское, церковное, ленное, право ми-нистериалов; право национально-религиозных меньшинств и т.п. При этом право отличалось крайним партикуляризмом (каждая местность жила по своим

обычаям). Правоотношения, регулируемые грамотами и договорами ордена, предстают в виде своеобразного «треугольника»: государство (в лице ордена) -колонисты и другие группы населения - церковь. Орден выступает как главный субъект регулирования, тогда как общины и в меньшей степени церковные учреждения занимают подчиненное положение. Эти особенности анализируемых источников и средневекового права в целом определяют и логику дальнейшего изложения. Особое внимание при анализе уделено институтам КГ, которая регулирует многие вопросы наиболее развернуто. К тому же отдельные ее положения были воспроизведены в других грамотах.

В § 2 «Правовой статус различных групп населения» автор исходит из тезиса о том, что нормы о личном статусе занимали центральное место в средневековом праве. Они отражали многообразие существовавших категорий населения. Наиболее привилегированной общественной группой и главной опорой ордена стали немецкие колонисты.

В грамотах упоминается несколько категорий населения, прежде всего городского. Понятие civis в средневековом праве означало горожанина в узком смысле, т.е. полноправного члена городской общины. Совокупность бюргеров в узком смысле слова (cives) обычно противопоставлялась массе прочих жителей (incolae или habitatores), которые постоянно проживали в городе, но не были полноправными членами общины. Однако благодаря ряду норм КГ, воспроизведенных позднее в грамотах других общин, грань между бюргерами и жителями была не такой отчетливой, как в германских землях. Кроме того, города имели обширные сельскохозяйственные владения, а сидевшие на этих землях свободные крестьяне играли заметную роль в городской жизни.

Другая группа лиц, упомянутая лишь в тексте КГ, - «перегрины». Их статус не вполне ясен. Автор полагает, что Перегринами называли прибывших из различных стран участников крестового похода в Пруссию (их помощь была важна для ордена в первый период завоевания края), а также тех колонистов, которые временно оседали в Кульме и Торне, намереваясь впоследствии переселиться на иные земли в орденских владениях.

Еще одна группа населения - так называемые «феодалы» (feodales). Эта категория лиц упомянута в тексте КГ. В первых немецких переводах этой грамоты термин передавался двояко - lehnlute, т.е. ленники, и lantlute, т.е. «земские люди». Такой разнобой давал повод и для различных толкований. По мнению диссертанта, «феодалы» образовывали особую группу городского населения, которая владела земельными участками в Кульмской земле, но не несла по отношению к ордену ленных обязанностей в собственном смысле слова, т.е. не входила в систему феодальной иерархии. За предоставление земли в наследственное владение они уплачивали денежный чинш и несли военную службу в ополчении. Исследование персоналий «феодалов», перечисленных среди свидетелей КГ, позволяет утверждать, что они являлись выходцами из рыцарских

семей. Неясно, в какой мере они были подсудны городскому суду, но известно, что по делам о наделах, предоставленных таким горожанам на условиях службы ордену, правосудие вершили не городские, а орденские власти. В этом проявлялся двойственный статус указанной группы колонистов. Он типологически сходен со статусом министериалов или горожан-ленников, составлявших заметную прослойку в составе немецкого бюргерства XIII в. Орден, по-видимому, рассчитывал на то, что прибывающие в Пруссию крестоносцы рыцарского происхождения (свободные рыцари и министериалы) будут охотно селиться в городах, если им гарантируют сохранение их правового статуса. В целом расчет тевтонцев оправдался. О такой политике ордена говорит, в частности, грамота властям и жителям Любека от 27 апреля 1261 г., изданная в связи с основанием Мемеля. Орден обещал предоставлять переселенцам в лен земли, принадлежавшие ранее убитым куршам-вероотступникам. Процесс колонизации давал переселенцам шансы повысить свою сословную принадлежность.

Статус польского населения отразился в изучаемый период лишь в привилегии Германа Балька, которая регулировала главным образом положение шляхты. Представители польской знати признавались лично свободными людьми. По отношению к ним в грамоте употреблен термин «рыцари». Основные положения, которые затрагиваются грамотой, касаются военной службы ордену и семейно-имущественных отношений. В то же время из грамоты усматривается наличие прослойки зависимого польского населения, проживавшего в шляхетских имениях. Рыцари были вправе взимать с таких лиц традиционную подать («рос1оп») и имели над ними ограниченную юрисдикцию (по делам с ценой иска до 6 марок или о сравнительно мелких правонарушениях, влекущих взыскание штрафа «П-гувСа» согласно польскому праву). Доходы с имения также принадлежали рыцарю, однако суд по более значительным делам оставался в руках ордена.

Еще одна категория жителей, чей статус получил отражение в анализируемых памятниках, - местное прусское население. Основным источником, определившим его правовое положение, стал Христбургский договор. Как уже упоминалось, он юридически закреплял свободу крещеных пруссов и предоставлял им довольно широкие имущественные права. Договор содержал ряд важных предписаний, касающихся соблюдения христианских брачно-семейных норм и воспрещал прежние обычаи (многоженство, продажу жен, переход купленной отцом жены к сыну после его смерти, обычай брать в жены мачеху, жену брата, женщин до 4-й степени кровного родства или свойства без разрешения церковных властей, обычай убивать и отвергать своих детей или позволять это другим).

В 1260 г. началось новое восстание пруссов (продолжавшееся до 1273 г.), в котором не участвовали только Кульмская земля и Помезания. Орден счел, что в связи с восстанием пруссы потеряли предоставленные им ранее привилегии и

отныне он вправе в индивидуальном порядке решать вопрос о статусе и правах отдельных пруссов. Кульмская земля и Помезания не были затронуты восстанием, и им был сохранен привилегированный статус. Прусские привилегии имели основное значение для Помезании и нескольких смежных областей с компактным прусским населением. Жившие там пруссы имели личную свободу, право на ограниченное самоуправление под началом сельского старосты и привилегии в области наследственного права (члены семей, не призываемые обычно к наследованию, могли сохранить за собою доставшееся им имущество при условии уплаты властям специального налога). Именно в Помезании был составлен свод обычного права пруссов, известный под названием Помезанской правды и отражающий статус коренных жителей этой земли. В остальных землях пруссы не имели привилегированного статуса. Основная часть их оказалась в положении лично зависимых крестьян, которые несли тяжелые и юридически, как правило, не ограниченные повинности в пользу ордена и епископов (барщина, оброк, строительство замков, военная служба и др.).

Таким образом, уже в XIII столетии в Пруссии сложилась довольно развитая система норм, регулировавших правовой статус жителей и одновременно отражавших специфику края с его сложным по этническому составу населением.

В § 3 «Правовое положение и организация городских общин» рассмотрен вопрос о внутренней организации городов и их положении в политической системе орденского государства. Основы внутренней организации Кульма и Торна были определены в статьях 1 и 4 КГ. Статья 4 дарует Кульму и Торну Магде-бургское городское право, получившее к тому времени заметное распространение в Восточной Европе. Это пожалование сопровождалось важными оговорками, изменявшими ряд его норм. Прежде всего, в ст. 1 КГ говорится о ежегодных выборах судей, которые подойдут «сообществу городов» (соттишСаН смшшт). Слово соттитшя означает здесь не просто общину, но и общинный сход. Судя по более поздним источникам, горожане получали право избирать только шультгейсов - низших судей (дела о наиболее серьезных преступлениях рассматривал орденский наместник). Кандидатуры шультгейсов, как недвусмысленно указано в КГ, должны были согласовываться с орденскими властями. Тем не менее выборность судей как таковая означала более либеральный правовой режим по сравнению с Магдебургским правом: в самом Магдебурге шулытейсы не избирались, а назначались архиепископом.

Юрисдикция городского судьи ограничивалась зоной городской черты, не распространяясь на территории, прилегающие к замкам (там, где они имелись), а также на все общественные сухопутные и водные дороги. Ограниченной была и персональная подсудность, из которой были исключены, как правило, поляки и пруссы (кроме тех случаев, когда потерпевшим был немец-горожанин). Вопрос о компетенции городских судей тесно увязан в КГ с вопросом о налагаемых ими имущественных взысканиях. КГ уменьшила размер штрафов в пользу

судьи вдвое против предусмотренного Магдебургским правом. Вопрос о причине такого изменения неоднократно рассматривался в литературе. По мнению автора, можно говорить о типологическом сходстве Пруссии с марками на западе Священной Римской империи (термин «марка» употреблен в Золотой булле Римини), где подобная норма была известна. Но юридического тождества у Пруссии с марками не было, поскольку марка - это всегда имперский лен, тогда как лен и титул маркграфа гохмейстеру и ордену формально пожалованы не были. Кроме того, уменьшение наполовину размера судебных штрафов было продиктовано стремлением суверена привлечь в край больше колонистов. Как дополнительную меру для привлечения переселенцев можно интерпретировать и освобождение обвиняемого от уплаты штрафа в пользу ордена при освобождении от штрафа в пользу шультгейса.

В обеих редакциях КГ говорится о членах городского совета (consules civitatis). Это свидетельствует о том, что в момент дарования грамоты функции суда и управления еще не были разделены. Появление судебной (шеффенской) коллегии в Кульме и Торне произошло, по-видимому, к середине ХШ в., поскольку во второй редакции КГ говорится уже о «совете судей и ратманов». Слово «судья» употреблено здесь во множественном числе (iudici), что позволяет сделать вывод о наличии целой судебной коллегии в каждом из городов. Шеффены, в отличие от ратманов (членов городского совета), занимали свои места пожизненно, а в случае смерти кого-либо их них вакансия замещалась путем кооптации. Примечательно, что в 1233 г. в самом Магдебурге еще не существовало городского совета, он появился там лишь в 1244 г. Не исключено, что учреждение такого органа произошло не по образцу Магдебурга, а по примеру Любека, где городской совет зафиксирован уже в 1226 г. Городской совет осуществлял текущее управление городом, представлял общину во внешних сношениях и издавал распоряжения (вилыооры) по различным вопросам городской жизни.

Еще одно встречающееся в грамоте отступление от норм Магдебургского права, помимо норм о снижении вдвое размера судебных штрафов, - изменение правил о наследовании, которое рассматривается в § 4 гл. IV диссертации.

В Эльбинге и Мемеле, как уже указывалось, было введено Любекское право. К середине ХП1 в. оно тоже представляло собою довольно развитый комплекс норм. Характерной чертою общин, управлявшихся по Любекскому праву, была ведущая роль в них городского совета, тогда как суды шеффенов, даже если таковые и существовали, занимали второстепенное положение. Именно городской совет Любека уже с первой половины ХШ в. занимался сбором и систематизацией городского права. Кроме того, привилегии, полученные Любеком от императора и различных духовных и светских князей, обычно предусматривали, что если соответствующие князья вели с кем-либо войну, то Любек и лю-бекцы не обязаны были в ней участвовать.

Основное отличие Любекского права в Эльбинге (и, вероятно, в Мемеле) от исходного образца заключалось в том, что указанные города не имели права уклоняться от ведения войны на стороне ордена, если в этом возникала необходимость. Наследственному судье Эльбинга была предоставлена треть всех судебных штрафов за серьезные преступления, а за менее тяжкие (до четырех шиллингов) - половина. Те две трети, которые причитались властям, орден обещал разделить поровну с горожанами, чтобы город лучше охранялся и обеспечивал иные нужды. Внутреннее устройство данных общин в их грамотах подробно не обрисовано, но по документам более позднего времени можно судить о том, что местные органы власти создавались по образцу Любека. В дальнейшем Любекское право не получило в Пруссии большого распространения. Орден всячески препятствовал его дальнейшему распространению, поскольку оно предполагало значительную самостоятельность общин.

Некоторое внимание в грамотах уделено также положению городов в политической системе орденского государства. В КГ говорится о намерении тевтонцев превратить Кульм в «метрополию» (civitas metropolitana) или «главный город» (civitas capitalis) края. Но фактически Кульм так и не стал прусской столицей. Резиденция ландмейстера разместилась в Эльбинге, а гохмейстера (с 1309 г.)- в Мариенбурге. Резиденция епископа Кульмского была устроена в Кульмзее. В экономическом отношении Кульм тоже не достиг сколько-нибудь видного хозяйственного положения, его быстро превзошел Торн. Однако формально важное значение Кульма признавалось, что имело два важных следствия, тесно связанных друг с другом. Во-первых, другим прусским городам в дальнейшем даровалось главным образом Кульмское право. Во-вторых, в городе был создан верховный суд для всех общин Пруссии, управлявшихся по Кульмскому праву. В отличие от Магдебурга, где рассмотрение дел для других городов и рассылка «поучений» в нижестоящие суды осуществлялись шеффен-ской коллегией, в Кульме этим занимался городской совет, а шеффены разбирали только внутригородские дела. Возможно, здесь сказалось влияние Любекского права: в Любеке именно городской совет являлся высшим судом для «дочерних» городов.

В § 4 «Имущественные правоотношения» подробно исследован вопрос о правовом режиме имущества жителей и их наследственных правах. Основное внимание при этом уделено правам на землю, которая представляла в средние века главную ценность. Рассмотрение данного вопроса начато с системы земельных мер, установленных Кульмской грамотой. Статья 23 КГ вводит в Кульмской земле унифицированную единицу земельной площади - фламандскую гуфу (ок. 16,8 га). Тем самым вводились в употребление и связанные с нею единицы длины и площади. Эти меры подробно рассмотрены в тексте параграфа. Введение унифицированной системы мер упорядочивало наделение колонистов земельными участками. Оно было также одной из предпосылок ре-

гулярной планировки прусских городов, заложенных в XIII-XV вв.

Наиболее развернуто правовой режим недвижимого имущества урегулирован в городских учредительных грамотах, а также в привилегии для польской шляхты. Владения, пожалованные общинам, включали довольно обширные территории, а также ряд водных (озерных и речных) угодий. Согласно КГ, городские общины получили угодья троякого рода: землю, предоставленную городам (общегородские угодья, находившиеся в ведении общин) и свободную от любых налогов и повинностей в пользу ордена; землю, предоставленную под условием, - для финансового обеспечения охраны городов; землю, предназначенную для содержания приходских церквей. Это деление с некоторыми модификациями в дальнейшем неоднократно повторялось в учредительных грамотах других прусских городов. Важное пожалование касалось также участка реки Вислы. Помимо свободного судоходства, жители могли беспрепятственно заниматься здесь ловлей рыбы. В то же время горожане не имели права на острова, расположенные в русле реки (вероятно, по соображениям обороны); кроме того, им запрещалось охотиться на бобров, высоко ценимых повсюду как объект охотничьего промысла. Значительные владения получил и Эльбинг, за которым было признано право на земельные угодья и на часть залива.

В анализируемых источниках урегулирован также вопрос о землевладении отдельных колонистов. Статьи 15-21 КГ касаются землевладения кульмских и торнских горожан и обусловленных этим землевладением повинностей. Указанные статьи охватывают в основном два круга таких повинностей: воинскую службу и уплату чинша ордену, а также платежи местному епископу. Орден стремился привлечь колонистов умеренным налогообложением. С другой стороны, тевтонцы были заинтересованы в формировании из переселенцев эффективного ополчения.

В параграфе проанализирована терминология грамот, в особенности термин «аллод» (allodium). Он относится прежде всего к сельскохозяйственным угодьям, которые принадлежали горожанам. Несмотря на его употребление, землевладение, закрепляемое КГ, было связано с целым рядом обременений. Контроль за процедурой отчуждения осуществлялся не городскими судами Кульма и Торна, а орденскими властями. Анализ статей 10-13 КГ показывает, что орден рассматривал все земли как свои, что исключало возможность появления аллодов в строгом смысле слова. Возможно, использование данного термина было вызвано неоднородностью земельных держаний в Кульмской земле. Обозначаемые этим термином земли противопоставлены владениям «феодалов», упомянутых в КГ второй редакции. Хотя землевладение горожан было обусловлено военной службой, владельцы аллодов не были включены в ленную иерархию. Возможно, эти положения КГ были сформулированы под влиянием тогдашнего права министериалов - служилого сословия при дворах светских и

духовных князей. Автору представляется также, что такое землевладение нельзя однозначно определить как наследственно-чиншевое, поскольку в нормах грамоты наблюдается своеобразное переплетение права министериалов и локационного права. Поэтому отношения ордена с колонистами могут быть интерпретированы в рамках более широкого понятия - «пожалования» (Leihe).

Свои особенности имело землевладение польской шляхты. Рыцари, которым адресована грамота Германа Балька, именовались ленниками ордена, из чего вытекала обязанность таких лиц нести в пользу тевтонцев военную службу. Если рыцарские угодья оставались невозделанными и незасеянными, то орден был вправе пользоваться ими (например, для прогона скота), но без ущерба для фактически используемых хозяевами лугов и пастбищ. Орден мог передать их другому лицу, но прежний владелец сохранял преимущественное право на получение их вновь. Рыцарь мог также продать запущенное поле, но в этом случае с него не снималась обязанность воинской службы.

Наконец, вопросы имущественных правоотношений у пруссов получили отражение и в Христбургском договоре. Пруссам гарантировались свобода приобретения любого имущества, полная свобода распоряжения движимым имуществом. Недвижимым имуществом пруссы также могли распоряжаться свободно в пользу равных себе пруссов, немцев и поморян, при условии, что ордену будет представлено достаточное поручительство в отношении подлежащей продаже вещи, а продавец не убежит к язычникам или иным врагам ордена. Кроме того, неофиты обещали не отбирать имущество у других неофитов иначе как по закону. В немногочисленных грамотах, пожалованных в рассматриваемый период отдельным прусским нобилям, говорится о передаче им земель с деревнями «в вечное и свободное владение», благодаря чему такие пруссы также становились вассалами ордена.

С землевладением был тесно связан целый ряд хозяйственных и вотчинных прав. Видное место среди них занимало право охоты. Основы охотничьего права в прусских землях закладывает КГ. Колонистам дозволялась охота на все виды дичи (кроме бобров). При этом поимка крупного зверя (кабанов, медведей, козуль) не налагала на ловца никаких обязательств по отношению к ордену, а при поимке иной дичи орден получал правую лопатку зверя. Данные положения были сформулированы под влиянием венгерского права, которое стало известно ордену в период пребывания в Венгрии. Специальное же упоминание об отдельных видах дичи связано, по-видимому, с соответствующими немецкими обычаями. Сходные правила были установлены и в привилегии для польского рыцарства Кульмской земли.

Другой круг вопросов, связанных с землевладением, касался права рыболовства. В средневековой Европе рыба играла важную роль в питании в связи с наличием многочисленных постов. Вопрос о рыбном промысле в реках и озерах оговорен в КГ, Эльбингской грамоте и в привилегии польской шляхте. Разли-

чались два вида водоемов: малые, где можно было устрошъ до 3-х тоней (в среднем около 10 га), и большие. В последних рыболовство разрешалось вести «любой снастью, за исключением сети, которую называют неводом» (newod). В параграфе рассмотрен также вопрос о юридической природе права рыболовства. Представляется, что само по себе право рыболовства в озерах возникало благодаря орденской регалии, которой орден молчаливо отказался воспользоваться в полном объеме.

С правами на водные объекты было тесно связано и право на строительство мельниц, которому посвящена ст. 13 КГ. Будучи единственным доступным видом источников механической энергии на суше, мельницы приносили владельцу большие доходы. С правовой точки зрения мельница была важнейшим орудием домениального хозяйства. Став хозяином мельницы, феодал приобретал баналитет- право требовать от местных жителей молоть зерно только на его мельнице за установленную им плату. О праве ордена на строительство мельниц прямо упоминалось уже в Крушвицком договоре. Мельничным правом обладали только те горожане, которые получили земельные угодья от ордена. КГ ничего не говорит о каких-либо дополнительных повинностях в пользу ордена за использование одной мельницы на небольшом ручье. Лишь в том случае, когда на реке в пределах угодий одного владельца могло быть возведено более одной мельницы, орден выговорил себе треть доходов с них, обязавшись произвести треть расходов на их постройку. Вопреки практике той эпохи, орден не стал провозглашать баналитет на будущие мельницы, что можно интерпретировать как дополнительную меру, призванную привлечь колонистов. Но уже по Эльбингской грамоте орден оставил за собою все места, удобные для строительства мельниц. Аналогичная норма содержится и в привилегии польской шляхты.

Судебной защите владельческих прав посвящена ст. 8 КГ. Свидетельским показаниям «соседей» (vicinos) и «земляков» (conterráneos) статья придает заранее установленную силу. В процессуально-правовом отношении ст. 8 продолжает традицию немецкого права (не только городского, но и земского), сложившуюся к ХШ в. Возможно, речь идет об особой упрощенной процедуре допроса, которому судья подвергал свидетелей. Эта процедура позволяла избежать сложностей, связанных с рассмотрением дела в обычном порядке (в частности, столь сомнительного подчас средства доказывания, как судебный поединок).

Вопросы наследственного права в прусских источниках решаются по-разному в зависимости от статуса наследодателя и наследников. Статья 10 КГ, адресованная прежде всего немцам, говорит о введении в крае наследования по фламандскому праву (hereditas flamyngicale). Это право было менее казуистичным, чем Магдебургское, в его положениях прослеживается более абстрактное представление об имуществе как совокупности обезличенных вещей. Оно было

и более благоприятным для женщин: наследственные права супругов объявлялись равными, и в случае открытия наследства половину наследственной массы получал переживший супруг, а другую половину - дети. Введение фламандского права было типично для восточной немецкой колонизации в ХН-ХШ вв. Первопричиной его был значительный наплыв выходцев из Нидерландов в Восточную Европу. В параграфе подробно рассмотрен вопрос о содержании фламандского права и соотношении его с соответствующими нормами Магде-бургского. Знакомство ордена с фламандскими обычаями могло произойти как непосредственно в Нидерландах, где у него были владения, так и в одной из многочисленных фламандских колоний в Восточной Европе. В диссертации сделана попытка определить область, где возникли описанные обычаи. Вероятно, их родиной была не только провинция Фюрнес, как считалось ранее, а более обширная область в полосе, протянувшейся с юго-запада на север Южных Нидерландов (север Артуа, Турнэ, Фландрия, север Брабанта). Важна еще одна особенность этих обычаев: в рассматриваемом регионе Нидерландов не было четкого противопоставления городского права земскому. Доминировавшие в этих землях города обычно воспринимали основные черты обычаев, вырабатывали официальную их редакцию и формировали дальнейшую практику их применения. В Кульмском праве граница между городским и земским правом также была достаточно расплывчатой. Вводя в Пруссии фламандское наследственное право, орден, по-видимому, учитывал не только наплыв в край фламандцев, но и специфику заселения в условиях военной экспедиции, чреватого значительным риском для колонистов. Описанный порядок наследования уменьшал вероятность появления выморочных наделов, невыгодных для суверена с фискальной точки зрения.

По-иному были урегулированы наследственные права польской шляхты. В случае смерти польского рыцаря ему наследовал сын. При наличии нескольких сыновей раздел имения не допускался, и к наследованию призывался лишь один из них, на этого наследника переходила и обязанность нести военную службу. Однако прочие братья сохраняли свой сословный статус. Если наследник не желал нести службу, то он не имел и рыцарского достоинства, но за ним оставалась обязанность нести службу как простому воину. При отсутствии у наследодателя сыновей аналогичные права и обязанности признавались за братом. По женской же линии имение не переходило, вдова и дочери могли наследовать лишь половину всего движимого имущества, а другая половина отходила ордену. Если же дочь еще до смерти наследодателя успевала выйти замуж и отделиться в хозяйственном отношении, то она вовсе не призывалась к наследованию. В целом очевидно, что наследственные права польского рыцарства были менее выгодными, чем у немцев. В то же время возможно, что в данных предписаниях отразилось влияние польского обычного права.

Наследственное право пруссов получило урегулирование в Христбургском

договоре. До его появления у пруссов в качестве наследников могли выступать только сыновья, а при их отсутствии имущество поступало в распоряжение племени. Договор установил несколько очередей наследников: сын и незамужняя дочь (в равных долях); отец или мать; внук по мужской линии; родственники по боковой линии (брат или, при отсутствии последнего, его сын). За пруссами признавалась свобода завещаний в отношении движимого и недвижимого имущества, причем при завещании в пользу церкви или духовного лица такой наследник был обязан продать имущество в течение года законным наследникам или иным вышеназванным лицам, а деньги должны были перейти церкви; в противном случае эта недвижимость свободно отходила ордену. При всех таких сделках орден имел преимущественное право покупки, но обещал, что не станет явно или тайно принимать меры для занижения цены. Если не было никаких наследников по закону, недвижимость отходила ордену, движимое имущество - тоже, если оно не было завещано. По мнению диссертанта, смысл этих норм заключался в том, чтобы ослабить общинно-родовые связи между отдельной семьей и прусским племенем в целом, которому доставалось бы имущество владельца при отсутствии сыновей-наследников. Проведение такой политики способствовало становлению землевладения, обособленного от племени. Ограничив право наследования более узким кругом родственников, орден тем самым поощрял пруссов переходить на сторону ордена.

В § 5 «Повинности населения по отношению к ордену» исследован вопрос о системе повинностей, которые несли жители Пруссии по отношению к суверену. КГ говорит об освобождении горожан и их имущества от всех «незаконных поборов», «принудительных постоев» и «иных неподобающих повинностей». Вероятно, здесь подразумевались повинности, которые местное население несло ранее в пользу мазовецких князей. КГ по-новому определила систему повинностей, связанных с землевладением колонистов. На первое место среди них поставлена военная служба. Ее объем зависел от размеров земельного надела. Владельцы 40 и более гуф служили в полном вооружении, с боевым конем и выставляли также не менее двух всадников. Владельцы меньших по площади участков должны были нести службу в более легком вооружении и выставлять одного коня. С целью воспрепятствовать уменьшению ополчения орден ограничил дробление участков, которыми владели колонисты. Ту же цель, видимо, имел и запрет на соединение нескольких наделов в одних руках. Воинская повинность, наложенная на жителей края, ограничивалась пределами Кульмской земли. На случай, если военнообязанный землевладелец будет отсутствовать, для участия в военных походах назначался заместитель. Это правило по-разному сформулировано в двух редакциях КГ. В первой редакции обязанность назначить другого ополченца вместо отсутствующего была возложена на судью соответствующего города. Согласно второй редакции КГ, назначать заместителя должен был орденский «попечитель земли». Указанное разли-

чие отражало упрочение орденской власти в крае.

Применительно к обороне орденских владений в ст. 17 КГ первой редакции, а также в Эльбингской грамоте 1246 г. употребляется слово «отечество» (patria). Данное слово выступает не просто как фигура речи, а как термин, и это словоупотребление полностью соответствует тогдашней практике. Анализ терминологии памятников приводит к выводу, что это было связано с формированием представления о распространении права именно на территорию, а не на группу лиц, как прежде. В первой половине ХП1 в. представление об отечестве приобретает законченный вид, что было обусловлено, во-первых, легитимацией и упрочением государственной власти, во-вторых, становлением системы территориальных княжеств и, в-третьих, формированием представления о государстве, не связанном с личностью конкретного правителя. В юридическом отношении понятия defensio patriae, bellum patriae были связаны с обязанностью населения участвовать в ополчении.

Военная обязанность получила отражение и в привилегии для польской шляхты. Рыцари были обязаны служить ордену, но не только в Кульмской земле, как немцы, а также в Польше, Померании и Пруссии, участвовать в его походах и посольствах. Если шляхтич передавал имение своему наследнику по мужской линии еще при жизни, то с момента передачи данная повинность переходила на нового владельца. Военную службу несли ордену и крещеные пруссы. Знатные неофиты имели право быть «опоясаны военным поясом», т.е. носить оружие. Пруссы были обязаны участвовать в военных походах ордена со своим вооружением. Орден обязался вызволять их из плена, если кто-либо из них попадал в плен к язычникам или врагам ордена.

Вторая группа обязанностей, вытекавших из землевладения - уплата чинша. По КГ ставка чинша была невелика и носила в основном символический характер: 1 кёльнский или 5 кульмских пфеннигов и 2 марки (ок. 380 г) воска. Аналогичную норму содержит Эльбингская грамота, причем уплата чинша должна была начинаться в этом городе через 10 лет. Но за отдельные городские участки в Эльбинге уже дополнительно взимался чинш 6 пфеннигов в год. В городах, основанных в конце XIII в. и позднее, с горожан начинают взиматься гораздо более высокие подати, составлявшие в среднем 16 скотов с гуфы. Эта сумма в 480 раз превышала денежный чинш, определенный КГ.

В КГ установлены также штрафы за неуплату или несвоевременную уплату чинша либо за неявку на военную службу: в зависимости от характера правонарушения, они в 24-480 раз превышали размер чинша. В качестве исключительной меры для обеих категорий нарушителей предусматривалось временное изъятие земельного участка у должника впредь до погашения причитающихся задолженностей.

Для польской шляхты вместо уплаты чипша была установлена пбдать в размере десятой части всего, что вырастало на их полях. Зависимое население,

I380C НАЦИОНАЛЬНАЯ

библиотека

С Петербург * . 09 IM act

проживавшее в их имениях, уплачивало с каждой сохи 1 скот (30 пфеннигов), а также 1 сноп льна. Для прусского же населения в изучаемый период не были установлены фиксированные подати в пользу ордена.

В § 6 «Особые права (регалии) ордена» изучен вопрос об исключительных правах ордена в Кульмской земле и в остальной Пруссии. Перечень регалий согласуется с содержанием тех документов, которыми орден традиционно обосновывал свои притязания на прусские земли, - Золотой буллы Римини и Круш-вицкого договора. Поскольку политические полномочия ордена, а также охотничье и мельничное право уже анализировались выше, то в параграфе рассмотрены в основном прочие хозяйственные регалии.

Важное место среди них занимали регалии, связанные с городскими объектами недвижимости. Как духовная корпорация орден был в принципе освобожден от любых налогов, поэтому при переходе недвижимости в его руки городская казна переставала получать налоги с участков и построек. Орден обязался не обзаводиться в Кульме и Торне недвижимостью по собственной инициативе и не использовать их для иных, чем обычно, надобностей, если участок или дом дарились ордену кем-либо из горожан. При этом орден обязался соблюдать те же права и обычаи, что и иные владельцы такой недвижимости. В КГ и Эльбингской грамоте орден особо оговорил свои права в отношении укреплений. Замок вместе с прилегающей к нему территорией не подлежал городской юрисдикции. Вопрос о возведении укреплений затронут и в привилегии польскому рыцарству: если в шляхетском имении орденом возводился замок, то владельцу такого имения должно было быть предоставлена земля в другом месте.

От землевладения были производим регалии, связанные с водными объектами. В ст. 11 КГ содержится упоминание о том, что ордену принадлежат озера (что предполагало право рыболовства, право заготовки торфа и т.п.). Еще одна регалия, связанная с водными объектами, - паромная, упомянутая в КГ и Эльбингской грамоте. Сначала ею пользовались сами города, затем она была у них изъята, однако условия эксплуатации парома подлежали согласованию с городскими властями.

Особое место среди прав суверена занимала горная регалия, поскольку ведение горных разработок давало правителю возможность чеканить собственную монету. В статье упомянуты две разновидности горного права - Фрейберг-ское и силезское, сформировавшиеся в ХП-ХП1 вв. Первое надлежало применять при обнаружении серебра, второе - золота. По мнению автора, с обоими видами горного права орден мог быть знаком из первоисточника, поскольку тевтонцы поддерживали тесные связи с правителями и знатью саксонских, мей-сенских, тюрингских и силезских земель. Из тех же земель происходили и многие колонисты. В основе горного права лежала неограниченная свобода изыскательских работ, в том числе и в частновладельческих землях. Этим правом

регламентировались также процедура предоставления горных отводов, эксплуатация шахт, отношения старателя с непосредственным владельцем участка и сувереном как владельцем горной регалии. Весь драгоценный металл, добываемый в земле, изымался из оборота и мог отчуждаться только государю, а тот как обладатель монетной регалии мог пускать его в обращение в виде денег. Горное право, однако, осталось без применения, поскольку реально золото и серебро в Пруссии найдены не были.

Важнейшей орденской регалией было право на чеканку монеты, возникшее в силу договоренностей ордена с Конрадом Мазовецким и положений Золотой буллы Римини. Оно уменьшало зависимость ордена от власти Конрада Мазо-вецкого. Содержание орденской регалии раскрывается в КГ и Эльбингской грамоте 1246 г. 5 кульмских пфеннигов должны были быть равны одному кёльнскому, в крае должна была иметь хождение именно кульмская монета. Перемена монеты допускалась лишь раз в 10 лет, при этом 12 новых пфеннигов должны были обмениваться на 14 старых. Основной смысл этих предписаний заключался в установлении стабильного торгового и финансового оборота. Эта мера должна была неизбежно привлечь в колонизуемую страну купечество. Из указанных в КГ денежных единиц до конца XIV в. лишь пфенниг изготавливался как монета. Шиллинг и более крупные фракции были счетно-весовыми единицами.

В параграфе рассмотрена наиболее сложная и запутанная проблема - фактическая масса и проба прусской монеты, а также ее реальное соотношение с кёльнским пфеннигом и другими валютами. Э. Вашинский в своих работах о прусской монетной системе (1952, 1965) полагал, что требование КГ о чеканке монеты по кёльнскому образцу на практике осталось невыполненным, а монетные мастера предпочитали следовать стандарту хорошо знакомых им польских монет. По мнению Э. Хемпеля (1958, 1982), такая точка зрения основана на неверном понимании КГ. Хотя в ее тексте дважды (в статьях 1 и 22) упоминается сумма в 12 пфеннигов, она нигде прямо не приравнивается к одному шиллингу, как это было в большинстве немецких земель. Хемпель считал, что в КГ слово «шиллинг» означает счетно-весовую единицу, состоявшую не из 12, а из 30 пфеннигов - подобно тому как это имело место в Баварии и Польше. Правда, за пределами Пруссии были найдены клады прусских монет ХП1 в., проба которых соответствует предписанию КГ (масса 720 пфеннигов равна 1 кёльнской марке). Однако, по мнению Хемпеля, то были деньги особой чеканки, выпускавшиеся специально для внешней торговли. Во внутреннем же обороте прусский пфенниг обеспечивал сравнительно мелкие сделки и поэтому имел гораздо более низкую пробу, чем его «экспортный вариант». Эта остроумная гипотеза не подвергалась впоследствии углубленной проверке. Представляется все же, что она не вполне увязана с содержанием статей 1, 4 и 5 КГ, где ставки штрафов выражены в шиллингах. Эти ставки соответствовали предписаниям Магде-

бургского права, основанным на соотношении 1 шиллинг = 12 (а не 30) пфеннигам. Кроме того, гипотеза опирается на весьма ограниченный источниковый материал, поэтому пока нет оснований принять ее без дополнительного изучения данного вопроса.

С монетной регалией тесно связаны еще две регалии - пошлинная и рыночная. Статья 24 КГ содержит отказ ордена от важного права, являющегося регалией суверена - права на взимание пошлин в Кульмской земле. Аналогичным образом были освобождены от пошлин жители Эльбинга. Вероятно, существовали две причины такого шага: стремление как можно скорее заселить край колонистами и невозможность эффективно взыскивать пошлины (если бы они были введены) при наличии весьма ограниченного в то время административного аппарата и в условиях военной экспедиции. Данную норму следует рассматривать в системной связи со ст. 22 КГ, говорящей об основах монетной системы и о свободном приобретении товаров на рынках. Упомянутые меры должны были способствовать оживлению торговли и привлечению купечества в Кульмскую землю и прежде всего в ее города.

В § 7 «Статус и права церковных учреждений» подробно рассмотрен вопрос о положении церкви в Пруссии. Ее статус урегулирован прежде всего в КГ. Грамота затрагивает два важнейших вопроса: уплату колонистами десятины в пользу епископа и право патроната ордена над приходскими церквами (оно включало предоставление земельных угодий для их содержания, а также право назначать священников для этих храмов и иных церквей, расположенных в черте городских владений). Упомянутые нормы отражают всю сложность государственных и церковных отношений в регионе. Отношения ордена с епископством Прусским (созданным около 1215 г.) были конфликтными, поскольку Тевтонский орден сам был духовной корпорацией. За этим конфликтом стояла не только борьба за власть, но, вероятно, также различие в стратегии христианизации пруссов: епископ Христиан проводил более мирную и терпимую политику по отношению к пруссам. Провозглашение права патроната может быть интерпретировано как проявление соперничества между тевтонцами и Христианом.

В 1243 г. папский легат осуществил раздел Пруссии на четыре епископства: Кульмское (предназначенное для Христиана), Помезанское, Вармийское и Сам-бийское. При этом 2/3 территории достались самому ордену. Тевтонцы стремились поставить все прусские диоцезы под свой фактический контроль. Этому способствовало создание архиепископства Пруссии и Ливонии (1245). В 1264 г. епископство Кульмское было инкорпорировано в состав орденских владений. Позднее та же участь постигла епископства Помезанское и Самбийское, и только Вармия сохранила известную обособленность. Поглощение епископств, несомненно, упрочило власть тевтонцев в крае. Ту же цель преследовала и политика ордена в отношении монастырей: как правило, монахам препятствовали

водворяться в прусских землях, и не случайно Эльбингская грамота воспретила колонистам основывать в городе монашеские обители без согласия ордена, а равно отчуждать таковым участки и дома.

По праву патроната, закрепленному в КГ, а также в Христбургском договоре, орден получил целый ряд прерогатив, прежде всего право на подбор священников для приходских храмов. При анализе правовых основ патроната автором обосновано мнение о том. что право патроната возникало не по основанию княжеской власти (ratione principatus), а по основанию учреждения церкви (ratione fundi) или наделения ее имуществом (ratione dotis).

В КГ и Христбургском договоре говорится о наделении земельными угодьями приходских церквей, а применительно к городам - также церквей, которые могут возникнуть в будущем в черте городских владений. Но обещание о предоставлении обширных угодий церквам Кульма и Торна так и не было выполнено. Наиболее вероятно, что приходские священники, будучи членами Тевтонского ордена, оставались на содержании соответствующих орденских комтуров. В Христбургском договоре материальное обеспечение храмов также урегулировано довольно подробно. Каждому священнику, ведущему духовное окормление пруссов, орден обещал выделить надел земли и домашнюю скотину.

В § 8 «Повинности населения по отношению к церкви» проанализированы отношения землевладельцев с клиром. Они также получили урегулирование в КГ и Христбургском договоре. В ст. 21 КГ сказано, что колонисты уплачивают епископу Кульмскому специальный налог «вместо десятины»: с каждого немецкого плуга - 1 шеффель пшеницы и 1 шеффель ржи, а с польского плуга, который называется «гакен», - 1 шеффель пшеницы; взимание с колонистов иных податей воспрещалось. Своим происхождением эта норма обязана соглашениям, заключенным между орденом и епископом Христианом в 12281230 гг. Кроме того, положения грамоты являются, возможно, отголоском спора о взимании десятины, который в начале XIII в. имел место в Силезии между бреславльским епископом Лаврентием и герцогом Генрихом Бородатым. По всей видимости, этот конфликт был учтен орденскими властями, которые включили в КГ соответствующую оговорку.

Насколько обременительной для колонистов-землевладельцев была повинность, установленная КГ? Данный вопрос детально рассмотрен в параграфе с привлечением обширного статистического материала. Для этого выяснено соотношение тогдашних земельных мер и мер емкости, а также сопоставлен размер подати с урожайностью зерновых. Расчеты автора показывают, что с одного немецкого «плуга» взыскивалось от 73,33 до 76,47 кг зерна (0,014-0,015 от урожая, т.е. в 6-7 раз меньше предполагаемой десятины), а с польского гакена -49-51,1 кг (0,0065-0,0067 от урожая, или в 14-15 раз меньше десятины). Таким образом, предписания КГ (даже если принять наименее выгодный для платель-

щиков вариант) предоставляли существенную льготу колонистам-землевладельцам.

В Христбургском договоре были установлены менее льготные условия для плательщиков: неофиты и их наследники должны были ежегодно платить десятину. В том же договоре подробно освещены основные обязанности пруссов как прихожан (регулярное посещение церкви, крещение младенцев, отказ от языческих верований и т.п.).

Глава V «Институты права Пруссии в общеевропейском контексте (сравнительно-правовой аспект)» состоит из трех параграфов. В § 1 «Вступительные замечания» обоснован подход к проблеме. В нем отмечается, что для Пруссии был характерен феномен так называемого фронтира-подвижной военной и культурной границы, порождающей специфические формы общественного и государственного устройства. В средневековой Европе существовали регионы, находившиеся в сходном с Пруссией положении, в частности, Лангедок и Пиренейский полуостров (в силу географической близости и сходства военно-стратегических условий они рассматриваются вместе), а также Ирландия. Хотя все они демонстрируют заметное сходство юридических механизмов колонизации, данный аспект никогда специально не изучался в литературе и поэтому заслуживает внимания.

В § 2 «Право Пруссии в сопоставлении с правом Лангедока и Пиренейского полуострова в период Реконкисты (УТП-ХШ вв.)» охарактеризованы юридические механизмы, применявшиеся в ходе противоборства с арабами. Это прежде всего институт «заимки» (арпвю) в Лангедоке, предполагавший в качестве основной обязанности землевладельца несение военной службы на границе. Апризио не было ни аллодом, ни бенефицием, хотя фактически оно выступало как форма мелкой по преимуществу земельной собственности. С сокращением количества пустошей и переносом границы к югу потребность в воинах-колонистах, каковыми по существу были апризионарии, уменьшалась. В итоге многие апризио растворились в массе аллодов, феодов и крестьянских держаний. Указанные черты апризио и характер его применения во многом напоминают землевладение в Кульмском праве. Оно тоже занимало промежуточное положение между обычным чиншевым землевладением и феодом, поскольку на таких условиях землю отводили не только крестьянам, но и рыцарям. КП не предусматривало слишком обременительных повинностей, а обязанности поселенцев были строго нормированы. Орденские власти, как и франкские короли в Лангедоке до определенного времени, держали под контролем и крупных землевладельцев, видя свою опору в рядовых колонистах.

Далее в параграфе проанализированы нормы правовых источников (поселенных грамот и судебников-фуэрос) в пиренейских христианских королевствах периода Реконкисты (Каталонии, Леоне, Кастилии, Португалии и др.). Они регулировали положение колонистов, селившихся на отвоеванных у арабов

территориях. На королевских землях колонисты получали угодья в качестве ап-лодов, ничего за них не платя и будучи обязанными лишь нести службу в войске. Такие поселенцы, независимо от их прежнего статуса, считались лично свободными, а часто даже переходили в сословие рыцарей. В городах они образовывали слой городского рыцарства - кабальерос. К последним относили тех, кто владел конем определенной стоимости и мог нести конную службу в войске, тогда как знатность таких лиц не играла особой роли. На землях отдельных сеньоров и церкви поселенцы превращались обычно в вечно-наследственных чиншевиков, но они также были лично свободны.

При Реконкисте основным типом поселения становятся консехо- самоуправляющиеся общины городского типа, которые получали в свое владение подчас весьма обширную территорию с правом ее дальнейшего освоения. Внутри консехо земля распределялась в зависимости от статуса колониста и его заслуг во время военных действий. Права и обязанности членов такой общины закреплялись в фуэрос. Их действие часто распространялось как на город, так и на его округу. В итоге на значительных территориях складывалось единообразное правовое регулирование.

Ядром консехо был город, который становился опорным пунктом новой власти в отвоеванной земле. Колонисты были свободны от любых платежей сеньориального характера, пошлин и постоя, а также от исполнения ряда иных обязанностей. Им гарантировались широкие привилегии частноправового характера (право на свободную куплю-продажу недвижимости, строительство мельниц, занятие ремеслом и др.). В грамотах нередко предусматривались также нормы брачно-семейного права, направленные на привлечение женщин в новые общины, в том числе признание полноправия женщин в сделках, завещаниях, торговле. После смерти мужа вдова получала половину нажитого имущества. С целью привлечения поселенцев иногда устраивались особые поселения для беглых, а также для преступников. Кроме того, поселенные хартии предусматривали освобождение от ряда судебных ордалий, например, испытания раскаленным железом или кипящей водой. За городами признавались права на обширные земельные угодья и на самоуправление, причем в городской совет могли входить любые полноправные граждане. Город и его округа имели единые су-дебно-административные органы. Все члены общины были обязаны нести военную службу.

Некоторое значение в ходе Реконкисты имел и такой правовой механизм, как договоры с иностранными союзниками. Таков договор Кастилии с Генуей (1146), очень выгодный для генуэзцев. Итальянцам гарантировались компенсация военных издержек, личная безопасность и сохранность имущества, свобода от пошлин и сборов. Король обязался передать генуэзцам третью часть всех городов и местечек, которые испанцы завоюют вместе с союзниками. В пожалованных владениях итальянцам должны были достаться все светские права и до-

ходы от них; а их церкви - все права и доходы, связанные с отправлением религиозного культа. Генуэзцам король посулил передать также одно из трех епи-скопств. По мере отвоевания полуострова генуэзцы добились от кастильского короля важных торговых и иных привилегий (1262), что дало им возможность во многом диктовать правила игры своим пиренейским партнерам.

Сходство предписаний испанского и португальского права с нормами КП прослеживается на многих уровнях, прежде всего в сфере землевладения и связанных с ним повинностей, а также в области городского права. Это прежде всего ограниченный объем повинностей в пользу властей (главным образом в виде военной службы). Признание прав женщин на половину наследственной массы сходно с введением фламандского наследственного права согласно КГ. Поблажки, которые делались преступникам, опять-таки напоминают произведенное в Пруссии сокращение вдвое размера судебных штрафов против предписанного Магдебургским городским правом, а также отмену судебных испытаний каленым железом в Христбургском договоре. Распространение городской юрисдикции на обширную округу тоже сходно с прусской практикой первой половины XIII в. Характерна и та роль, которая принадлежала в городе кабаль-ерос (она сходна с ролью кульмских горожан-«феодалов» и любекских бюргеров при закладке Мемеля). Кастильско-генуэзский договор 1146 г. типологически сходен с грамотами, относящимися к планируемому основанию Кёнигсбер-га силами любекцев (1242-1246). В ходе Реконкисты неоднократно издавались также папские буллы, призывавшие к крестовым походам против мавров - черта, также сближающая отвоевание Пиренейского полуострова с походами в Пруссию.

В § 3 «Право Пруссии в сопоставлении с правом Ирландии в период английской колонизации (ХП-ХУ вв.)» аналогичный сравнительно-правовой подход применен к ирландским юридическим памятникам. Ирландия с ХП столетия постепенно превращается в колонию Англии. Периферийное положение страны, не знавшей ни римского, ни германского завоевания, привело к тому, что в ирландском обществе огромную роль продолжало играть родоплеменное устройство. Хотя у ирландцев до английского вторжения успела сложиться собственная государственность (на уровне отдельных королевств), но единой крепкой власти не было. Хозяйство Ирландии во многом оставалось натуральным, что также способствовало раздробленности страны.

В 1169 г. начинается английское вторжение в Ирландию, которое в концу XV в. привело к завоеванию значительной части острова. Ведущей силой экспансии стало поначалу английское рыцарство. Поддерживая его, корона стремилась не только расширить английские владения, но и переключить военную активность английских баронов вовне, устранив тем самым источник нестабильности внутри королевства. Важную идеологическую и организационную роль в завоевании Ирландии сыграл и папский престол. Римская церковь жела-

ла подчинить себе ирландскую и получать доходы с нее. Наконец, в покорении Ирландии было заинтересовано английское бюргерство, позиции которого в ХП-ХШ вв. заметно окрепли. Наиболее развитые города (особенно Бристоль) искали способ закрепиться на ирландском побережье.

Завоеванная англичанами территория (так называемый Пэль) была реорганизована по английскому образцу. Ее центром стали замок и город Дублин. Учреждается система графств с шерифами и другими должностными лицами, создаются суд общих тяжб и казначейство в Дублине. Колонию возглавляет юсти-циарий - королевский наместник и верховный судья. Крупные бароны заседают в совете при наместнике. В 1210 г. юстициарию из Англии был прислан сборник английских законов, которым должны были руководствоваться при решении дел в соответствии с принципами «общего права». В 1297 г. впервые созывается ирландский парламент.

Обширные земли в Пэле были пожалованы церкви, которая заметно укрепила свои позиции. В 1175 г. было официально объявлено о подчинении ирландской церкви Риму. Король присвоил себе права верховного собственника по отношению к владениям баронов и включил их в свою феодальную иерархию. На завоеванных землях возникает сеть маноров.

Главной опорой английского правительства в Ирландии были города и бюргерство. Почти сразу после начала вторжения корона стала предоставлять ирландским городам разнообразные привилегии. Местное городское право строилось поначалу по образцу Бристоля, который обладал довольно развитой автономией. Его уроженцы в большом количестве переселялись в Ирландию. Бристольское право было пожаловано городам Дублину (1192), Корку (1223) и Ли-мерику (1292). Более поздние грамоты не содержали прямой ссылки на бристольский образец, но составлялись с учетом привилегий старейших общин. За их жителями был признан статус лично свободных людей, имеющих право состоять в торговой гильдии, заниматься ремеслом, участвовать в деятельности местных органов власти и т.п. При этом корона опиралась не только на переселенцев из Британии, но и на местные некельтские элементы. К ним относились прежде всего так называемые остманы - потомки скандинавских поселенцев, экспансия которых происходила в УШ-Х1 вв. Они были объявлены «королевскими остмаяами», за ними были сохранены их владения, а в дальнейшем остманы были уравнены в правах с пришельцами и постепенно слились с ними. В ирландские города переселилось и некоторое количество жителей материка, тоже получивших права граждан. Ирландцы же, напротив, относились к неполноправным жителям и в массе своей почти не принимали участия в общественно-политической жизни городов. Лишь отдельным ирландцам (представителям знати и купеческой верхушки) по специальным королевским грамотам предоставлялось полноправие. Горожане получили право свободно владеть своим имуществом, не неся за него каких-либо отработочных повинностей, а также

свободно осуществлять сделки с этим имуществом. Городам были дарованы обширные торговые привилегии, включая право на беспошлинную торговлю в Ирландии и иных английских владениях. Наиболее крупные общины были освобождены от многочисленных феодальных платежей и повинностей. Хартии четко фиксировали их платежи в казну, предоставив общинам право городского самообложения. Города получили судебные привилегии - право иметь свой суд с такой же компетенцией, как и суд сотни, право судиться только в городском суде и право юрисдикции города над его округою. Наконец, города приобретали право на самоуправление, что предполагало возможность выбирать собственных должностных лиц из числа полноправных жителей города и иметь свой выборный городской совет.

Помимо горожан-переселенцев, в Ирландии оказывается другая важная группа колонистов - англо-нормандские бароны, а также рядовые участники походов в Ирландию, приобретшие здесь наделы. Однако осуществлять контроль за ними, в отличие от горожан, короне было гораздо труднее. Уже в Х1П в. государство было вынуждено смириться с тем, что реальное завоевание Ирландии будет вести англо-нормандская знать. Важную роль в упрочении ее позиций сыграло принятие Великой хартии Ирландии (1216), в которой дословно повторялась 41 статья английской Великой хартии вольностей 1215 г., направленная против произвола короны. Хотя английское рыцарство располагало в покоренной земле значительными владениями, собственно крестьянская колонизация в Ирландии не приобрела в ту эпоху массового характера, поскольку она тормозилась сохранением прежних аграрных порядков в самой Англии. Поэтому особенностью английской колонии в Ирландии стало переселение в нее небольшой по сравнению с местным населением группы завоевателей-феодалов и свободных держателей. Правовым инструментом для подобных отношений была обычно так называемая субинфеодация (характерная для Англии в ХП-ХГП вв.) либо аренда.

Основной груз феодальных повинностей завоеватели стремились возложить на бесправное в массе своей ирландское население. Но его закрепощение оказалось трудным делом. Сложившаяся в результате завоевания поместная структура была непрочной, поскольку массовой крестьянской колонизации из Англии не последовало, тогда как господская верхушка из крупных, средних и мелких вотчинников была многочисленна, а доходы ее - невелики.

Поскольку английские короли фактически передали покорение острова в руки знати, это усилило влияние баронов и ослабило позиции короны. В отсутствие жесткого контроля за баронской колонией со стороны центральной власти Ирландия превратилась к концу XIV в. в очаг феодального сепаратизма. Однако города остались достаточно надежной опорой короны. Удержав их как плацдарм, Англия сохранила влияние в Ирландии и в ХУГ-ХУП вв. окончательно покорила остров.

Отмеченные выше черты устройства и права английской колонии в Ирландии имеют целый ряд параллелей в истории Пруссии. В ирландском обществе, как и у пруссов, огромное значение имели родоплеменные связи. Местная государственность оказалась более слабой, чем у завоевателей. Завоеванию обеих земель предшествовала дипломатическая подготовка, а затем и издание правовых документов, оформлявших захваты и определявших характер отношений между колонистами и властями. Организация Пэля сопровождалась введением государственных и правовых институтов метрополии при игнорировании институтов ирландского права. Как и в Пруссии, завоеватели пытались опереться не только на колонистов, но и на местные элементы, враждебные аборигенам (в Пруссии такую роль играло польское рыцарство, а в Ирландии - остманы). Коренное же население в обеих странах оказывалось, как правило, в личной зависимости от завоевателей, подвергалось дискриминации и сегрегации.

В политической системе английской колонии положение бюргерства оказывается весьма сходным с положением горожан в Пруссии на первом этапе колонизации: именно города стали главной опорой властей. Характерна в этом смысле роль Бристоля, типологически сходная с ролью Любека при основании прибрежных прусских городов. Как и в Пруссии, власти не допускают чрезмерной самостоятельности бюргерства, продолжая при этом традиции метрополии. Ирландские города становятся очагами правовой культуры, генетически связанной с правовой культурой более старых английских общин. В городах наиболее открыто проводилась политика сегрегации и дискриминации коренного населения.

Колонизация Ирландии отличалась от Пруссии ролью рыцарства. Английской короне не удалось удержать феодалов в желательных для нее рамках, поскольку центральная власть оказалась неспособной постоянно контролировать поведение непокорных баронов. Прогрессивное значение Великой хартии Ирландии в конкретно-исторических условиях оказалось невелико, поскольку она стала опорой для баронской «вольницы», враждебной централизаторским устремлениям короны. Тевтонский же орден сам был военной корпорацией и держал светских рыцарей-колонистов под жестким контролем, не допуская преобладания крупной земельной собственности.

Тевтонскому ордену, несомненно, было известно о ситуации в рассмотренных европейских регионах благодаря наличию там собственных владений и связям с кастильским и английским дворами. Тем не менее, с точки зрения автора, нет оснований видеть в сходстве рассмотренных правовых форм результат прямых заимствований. Вероятнее всего, отмеченные параллели объясняются типологически сходными условиями фронтира. Во всех трех регионах колонизация осуществлялась в результате военных походов, причем светские и духовные власти рассматривали колонистов как свою опору на покоренной территории. Конкретные приемы и формы колонизации различались в зависи-

мости от природных условий, военно-стратегической обстановки в той или иной местности, социального, этнического и религиозного состава колонистов, а также местного населения.

Нетрудно заметить, что наибольшее сходство колонизационных приемов и правовых форм в перечисленных регионах обнаруживают города. У большинства городов на фронтире была общая черта: ядро их населения обычно составляли выходцы из мест с достаточно развитой городской культурой. Благодаря этому многие молодые общины, к тому же часто сохранявшие связи с родиной колонистов, превращались в важные экономические центры. По той же причине в ходе городской колонизации происходили систематическое заимствование готовых правовых форм у более старых общин, перенос их на новую почву и приспособление к местным условиям.

Таким образом, прусская колонизация на Кульмском праве является не только заметной составной частью общеевропейского колонизационного процесса. С точки зрения своего военно-колониального происхождения она предстает как исторически конкретный вариант освоения фронтира, имеющий много общих черт с аналогичными процессами в других частях Европы.

В заключении подведены итоги исследования, сделаны обобщения и основные выводы.

Работу завершают приложения, список источников и литературы на русском, немецком, польском, латинском, английском, французском и испанском языках.

Положения диссертации отражены в следующих научных трудах автора:

Монографии

1. Меч Роланда. Правовые взгляды немецких горожан ХШ- 11 п.л. XVII вв. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 19%.

2. Кульмская грамота - памятник права Пруссии Х1П в. СПб.: 27,34 п.л. Издательство Санкт-Петербургского университета, 2002.

3. Очерки по истории права Пруссии ХШ-ХУП вв.: (По мате- 30 пл. риалам рукописных собраний Берлина и Санкт-Петербурга).

СПб.: Издательство Юридического института, 2004.

Статьи

1. О взглядах немецкого бюргерства XШ-XV вв. на природу и 0,8 п.л. назначение городских органов власта// Правоведение. 1989.

№ 6. С. 46-52.

2. К эволюции взглядов немецкого бюргерства ХШ-ХУП вв. на 0,4 п.л.

происхождение Магдебургского городского права // Вестник Ленинградского университета. Сер. 6. 1989. Вып. 4 (27). С. 88-91.

3. К вопросу о концепции городского права в памятниках Ма- 0,6 п.л. гдебургского права XIÜ-XV веков// Средневековый город.

Вып. 10. Саратов, 1991. С. 41-49.

4. Übersicht über das sowjetische Schrifttum der 1970er und 1,1 п.л. 1980er Jahre zur Geschichte des Magdeburger Stadtrechts // Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte. Germanistische Abteilung. Bd. 109 (122). Weimar, 1992. S. 390399.

5. Суд небесный и суд земной: памятники Магдебургского го- 1,3 пл. родского права XIV-XVI вв. и правовые взгляды немецких горожан // Средние века. Вып. 57. М„ 1994. С. 75-93.

6. К вопросу о символике в памятниках немецкого городского 2 п.л. права XTV-XVII вв. // Право в средневековом мире. Сб. ст. /

Отв. ред. О.И. Варьяш. М., 1996. С. 31-65.

7. О публикации источников по истории государства и права // 1 п.л. Правоведение. 1999. № 2. С. 16-29.

8. Учредительная грамота г. Гердауэна (к 600-летию города) // 1 п.л. Калининградские архивы. Материалы и исследования. Научн.

сб. Вып. 2. Калининград, 1999. С. 33^8.

9. Geschichte des Magdeburger Stadtrechts im Schrifttum der 1,7 пл. UdSSR und ihrer Nachfolgestaaten der 1980er und 1990er Jahre (Übersicht)// Zeitschrift für Ostmitteleuropa-Forschung. 2000.

H. 1. S. 62-82.

10. К истории правового регулирования в области медицины и 0,1 пл. здравоохранения в Кенигсберге (XIII-XVII вв.) // Проблемы социально-политической истории и культуры средних веков. Тезисы докладов и сообщений XIX Всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых (СПб., 2226 ноября 1999 года) / Отв. ред. Г.Е. Лебедева. СПб., 2000.

С. 84-86.

11. Рукописные источники по истории права и культуры Прус- 0,1 п.л. сии ХГП-XVII вв. в собраниях Санкт-Петербурга // Средневековое общество: социально-политические и культурные аспекты. Тезисы докладов и сообщений XX всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых

(СПб., 27 ноября - 1 декабря 2000 года) / Отв. ред. Г.Е. Лебедева. СПб., 2001. С. 87-88.

12. Юридические памятники Пруссии ХШ-ХУПвв. в рукопис- 0,6 пл.

ном собрании Российской Национальной библиотеки // Юридическая мысль. 2001. № 5. С. 8-17.

13. От «Божьего мира» - к «дисциплинарному обществу»: разви- 0,2 пл. тие полицейского законодательства в Пруссии// Правовой

режим законности: вопросы теории и истории. Материалы межвузовской научно-теоретической конференции. 15 февраля 2001 года / Под общей ред. Д.И. Луковской. СПб., 2001.

C. 63-67.

14. Влияние религиозных представлений на даты издания прус- 0,2 п.л. ских средневековых грамот: к постановке проблемы // История и культура средних веков: актуальные проблемы. Тезисы докладов XXI межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых (СПб., 26-30 ноября 2001 года) /

Отв. ред. Г.Е.Лебедева. СПб., 2002. С. 41-43.

15. Handschriften zur preußischen Geschichte des 13. bis 18. Jahr- 1,7 п.л. hunderts in St. Petersburger Sammlungen // Quellenvielfalt und editorische Methoden / Hrsg. von Matthias Tbumser u. Janusz Tandecki unter Mitarbeit v. Antje Thumser (Publikationen des Deutsch-Polnischen Gesprächskreises für Quellenedition. Bd. 2).

Torun, 2003. S. 123-151.

16. Zur Geschichte des ,Alten Kulms' und anderer preußischer 2,5 п.л. Rechtsbücher nach St. Petersburger Sammlungen // Deutschsprachige Literatur des Mittelalters im östlichen Europa. Forschungsstand und Forschungsperspektiven / Hrsg. von R. Päsler und

D. Schmidtke. Heidelberg, 2005. S. 1-45.

Рецензии

1. Рецензия на кн.: Средневековое городское право ХП- 0,4п.л. ХШвв. Сборник текстов / Под ред. С.М. Стама. Саратов:

Изд-во Саратовского университета, 1989// Правоведение. 1991. №6. С. 115-117.

2. Рецензия на кн.: История государства и права: словарь- 0,3 п.л. справочник / Под ред. М.И. Сизикова. М.: Юридическая литература, 1997//Правоведение. 1998. №4. С. 208-212.

Программы

1. Средневековое западноевропейское право (VT-XITI вв.) [Про- 2,5 п.л. грамма спецкурса и методические указания] // Средние века: история, культура, право. Научно-методические материалы/ Сост. И.Л. Григорьева, Н.В. Салоников, А.Л. Рогачевский. Великий Новгород, 2003. С. 32-69.

2. Рабочая программа учебной дисциплины «История государ- 1 п.л. ства и права зарубежных стран» // Рабочие программы учебных дисциплин специальности «Юриспруденция» - 021100. Ч. I. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов. 2004. С. 67-84 (в соавторстве).

Общий объем работ по теме диссертации - 87,84 печ. л.

«I

•ч

Р17 6 9 2

РНБ Русский ф

200&4 16816

Подписано в печать 19.09.05 Формат 60x84 1/16. Усл. печ. л. 1,86 Тираж 150 экз. Заказ № 1427 Отпечатано в ООО "Галарис" ул. Казанская, д.7, тел. 312-67-05

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

по праву и юриспруденции, автор работы: Рогачевский, Александр Львович, доктора юридических наук

Введение.

§ 1. Постановка проблемы.—

§ 2. Методология исследования.

Глава I. Литература и источники.

§ 1. Обзор литературы.—

§ 2. Источники исследования.

Глава II. Политические и правовые предпосылки возникновения правовой системы в орденской Пруссии.

§ 1. Возникновение и сущность Тевтонского ордена.—

§ 2. Военная экспедиция Тевтонского ордена в Прибалтику и ее политико-правовой контекст.

§ 3. Становление правовой системы орденской Пруссии в контексте немецкой колонизации XIII в. Колонизация Пруссии как составная часть общеевропейского колонизационного процесса.

Глава III. Основные правовые источники орденской Пруссии XIII в.

§ 1. Привилегии и договоры ордена с колонистами и местным населением —

§ 2. Культурно-исторические особенности памятников прусского права XIII в.

Глава IV. Анализ институтов права Пруссии XIII в.

§ 1. Вступительные замечания.—

§ 2. Правовой статус различных групп населения.

§ 3. Правовое положение и организация городских общин.

§ 4. Имущественные правоотношения.

§ 5. Повинности населения по отношению к ордену.

§ 6. Особые права (регалии) ордена.

§ 7. Статус и права церковных учреждений.

§ 8. Повинности населения по отношению к церкви

Глава V. Институты права Пруссии в общеевропейском контексте сравнительно-правовой аспект).

§ 1. Вступительные замечания.—

§ 2. Право Пруссии в сопоставлении с правом Лангедока и Пиренейского полуострова в период Реконкисты (VIII—XIII вв.).

§ 3. Право Пруссии в сопоставлении с правом Ирландии в период английской колонизации (XII-XV вв.).

ВВЕДЕНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

по теме "Возникновение правовой системы орденской Пруссии"

Актуальность темы. Одной из наиболее заметных страниц европейской истории является история Пруссии. Эта держава сыграла особую роль как в эволюции немецкой государственности, так и в судьбах Восточной Европы в целом. История Прусского государства и права привлекала и продолжает привлекать внимание исследователей разных стран, прежде всего Германии, и Польши, отчасти Литвы. Российская же историография Пруссии заметно отстает в своем развитии. Наша историко-правовая наука изучала в основном период XVIII-XIX вв., т.е. эпоху, когда абсолютизм принял здесь наиболее законченные формы, а Пруссия превратилась в одну из доминирующих европейских держав. Между тем не меньший интерес представляет и более ранняя история Пруссии — сначала теократического государства Тевтонского ордена (12311525), а затем светского герцогства (1525-1701), поскольку именно тогда были заложены многие традиции, характерные для прусского государства и права.

Среди источников, запечатлевших прошлое орденской, а затем и светской Пруссии, важнейшее значение имеют юридические памятники. В них наиболее концентрированно выражаются основные закономерности и тенденции развития этой страны.

Настоящая работа посвящена прежде всего тем источникам, которые отражают возникновение прусской правовой системы в период завоевания края и становления орденского господства, т.е. в XIII в. Именно тогда были заложены основные тенденции развития орденской Пруссии. Тем большее значение имеют источники, зафиксировавшие этот процесс. Указанные источники, прежде всего полученные населением привилегии, надолго определили характер отношений ордена с колонистами - важнейшей опорой рыцарей в покоренной земле. Сказанное относится прежде всего к городскому населению, поскольку именно при создании городских общин вырабатывались и совершенствовались основные приемы колонизации. Именно бюргерам была по преимуществу адресована наиболее значительная орденская привилегия - знаменитая Кульм-ская грамота (КГ) 1233/1251 г. Большое значение для историко-правовой науки имеет и тот факт, что возникшее в Пруссии на основе упомянутой грамоты Кульмское право (КП) - наиболее распространенное право немецких колонистов - было заимствовано позднее во многих сопредельных славянских и литовских землях.

Таким образом, комплексное изучение прусских юридических памятников, проводимое с привлечением неопубликованных материалов, позволяет определить их значение в контексте политики, права и культуры XII-XIII вв. и Кроме того, поскольку КП было широко распространено в сопредельных землях, то его исследование заполняет один из существенных пробелов в нашей историографии, посвященной истории права Прибалтики и славянских стран.

Мы сердечно благодарим всех читавших диссертацию за высказанные советы и замечания. Свою работу автор посвящает светлой памяти петербургского профессора Александра Николаевича Немилова (1923-2002), чье доброжелательное содействие в изучении избранной темы он ощущал на протяжении многих лет.

Объект и предмет исследования. Объектом нашего исследования является правовая система орденской Пруссии на стадии ее возникновения.

Предмет исследования составляют: юридическое положение Тевтонского ордена в конце XII - середине XIII вв., его законодательная деятельность как суверена в завоеванных им землях, правовые основы его отношений с папской и императорской властью, польскими князьями, колонистами и покоренными пруссами.

В работе изучаются две основные группы прусских юридических памятников. Первая из них - привилегии, и прежде всего первая привилегия, пожалованная орденом немецким колонистам - знаменитая Кульмская грамота 1233/1251 г. Вторая группа источников - договоры ордена с различными субъектами права (польскими правителями, покоренным прусским населением, бюргерами северонемецких городов). В совокупности эти источники стали фундаментом местной правовой системы. Детальный анализ их институтов осуществляется в тесной связи с колонизацией края и формированием единой правовой системы в прусских землях.

Исследование данных юридических памятников важно в нескольких отношениях — общеисторическом, историко-правовом и историко-культурном.1

В общеисторическом аспекте важность указанных источников определяется прежде всего тем, что они отразили методы колонизации края. Колонизация стала не просто одним из инструментов закрепления орденского господства в Пруссии, но и одной из существенно важных черт прусской истории. В то же время полученные колонистами грамоты составили постепенно систему сословных привилегий и сыграли позднее существенную роль в борьбе подданных за свои права.

В силу широкого распространения Кульмского права изучение соответствующих памятников является также составной частью источниковедения истории Прибалтики. Необходимость планомерного исследования и издания источников по прусской истории была осознана в нашей стране более тридцати лет

1 Предлагаемый нами подход близок к тому, на который указывает современный российский исследователь Е.Б. Рашковский. По его мнению, историческое познание включает три взаимосвязаннные области: область фактологических связей, область типологических связей и область смысловых, или духовных связей (Рашковский Е.Б. Историк как свидетель, или Об источниках исторического познания И Вопросы философии. 1998. № 2. С. 35-42, особ. с. 39). назад. Уже в 1972 г. на совещании археографов в Москве при обсуждении будущего Корпуса древнейших источников по истории народов СССР литовские ученые ставили вопрос о публикации материалов (в том числе правовых), относящихся и к прусскому ареалу Прибалтики. Однако реально эти рекомендации учтены не были. В 1978 г. на Межреспубликанской конференции и источниковедению и историографии народов Прибалтики в Вильнюсе был одобрен проект создания единого Свода древнейших документов по истории прибалтийских народов.3 Упомянутый Свод должен был включать документы по истории тогдашних прибалтийских республик СССР, а прибалтийские территории России (т.е. Калининградская и Ленинградская области) все-таки остались за его рамками. Между тем трудно признать научным подход, при котором прошлое этих земель (бывших Пруссии и Ингерманландии) вырывается из общерегионального исторического контекста.

К счастью, в современных отечественных исследованиях, развивающихся в диалоге с зарубежными разработками, такой подход мало-помалу преодолевается. Постепенно утверждается мнение о том, что средневековая балтийская цивилизация представляла собою целостное интерэтническое культурно-экономическое сообщество.4 Но для исследования прибалтийского региона на должном научном уровне следует продолжать издание и исследование соответствующих материалов, и эта необходимость все более осознается в научных кругах. Недавно, например, в литературе было высказано предложение создать

2 См.: Корпус древнейших источников по истории народов СССР. Материалы совещания археографов-медиевистов РСФСР. 11-12 апреля 1972 г. / Ред. B.T. Пашуто, Я.Н. Щапов. М., 1973. С. 27-28.

3 См.: В а х т р е С.Х., 3 е й д с Т.Я., Пашуто В.Т., Ю ч а с М. О своде древнейших источников по истории народов Прибалтики // Вопросы истории. 1979. № 8. С. 151-155.

4 См.: Хлевов А.А. Балтийская цивилизация и европейское единство раннего средневековья// Дивинец Староладожский. Междисциплинарные исследования / Отв. ред. Г.С.Лебедев. СПб., 1997. С.125-130; Спив а к Д.Л. Северная столица. Метафизика Петербурга. СПб., 1998; Leciejewicz L. The Baltic as the Mediterranean Sea of Northern Europe in the Early Middle Ages// Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей / Отв. ред. Е.Н. Носов. СПб., 1999. С. 123-128. свод всех письменных источников по истории Кенигсберга, в том числе неопубликованных актов из архивов Центральной и Восточной Европы.5 К сожалению, политические события последних лет поставили под вопрос создание единого (межреспубликанского) свода источников, но сама задача остается актуальной. Сегодня ее решению уже не препятствуют прежние идеологические установки, которые неизбежно сужали круг разрешенных тем.

В историко-правовом аспекте интересующие нас памятники представляют интерес как своеобразное порождение немецкой (и шире - европейской) правовой традиции. При их изучении следует также иметь в виду, что КП действовало не только в Пруссии, но и в сопредельных владениях Речи Посполитой, включая и восточнославянские земли. К сожалению, советские исследователи, занимавшиеся историей последних, писали о действии КП практически без всякой связи с его первоисточниками, что неизбежно снижало ценность сделанных ими наблюдений.6 Предпосылкой этого была крайняя идеологизиро-ванность науки (многие авторы считали немецкое влияние на славянское право чем-то враждебным).7 Между тем знакомство с первоисточником является необходимым условием для всякого исследования, касающегося рецепции и

5 См.: Кулаков В.И. История Кёнигсберга в отечественной историографии с 1945 года// Калининградские архивы. Материалы и исследования. Научн. сб. Вып. I. Калининград, 1998. С. 134.

6 См.: Грицкевич А.Г1. Частновладельческие города Белоруссии в XVI—XVIII вв. (социально-экономическое исследование истории городов). Минск, 1975. С. 181, 186-189; История государства и права Украинской ССР: в 3-х тт. Т.1. История общественно-политического строя и права на Украине (с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции). Киев, 1987. С. 167, 199. См. также новую книгу белорусского исследователя А.К. Титова, который именует Кульмское право, распространенное в ряде городов Подляшья, «холмским правом», ошибочно связывая его с г. Холмом (центром Холмской Руси): Ц i т о у А.К. Геральдыка беларусюх местау. Мшск, 1998. С. 170, 204.

7 Особенно характерно это было для украинской историографии. Подробнее см.: Г о ш к о Т.Д. Магдебурзьке право Центрапьно-СхщноУ Свропи XIII—XVIII ст. в украУнськн та польсмй кторюграфп. Автореф. дис. канд. icT. наук. Льв1в, 1999. С.9, 14-16; Ульяновський В. Корпус магдебурзьких грамот укра'шским м1стам: забутий проект//Самоврядування в Киев!: 1Сгор1я та сучасшсть. Матер!али м1жнародноУ конференций присвяче-ноТ 500-р1ччю надання Киеву магдебурзького права. КиУв, 26-27 лисгоп. 1999 р. КиТв, 2000. С.114-117. о влияния иностранного права. Настоящая работа позволит, таким образом, ввести эти первоисточники в полноценный обиход отечественной науки и дать материал для дальнейших исследований.

Наконец, источники средневекового прусского права интересны и в историко-культурном аспекте. Будучи письменными памятниками, они множеством нитей связана с духовной атмосферой и идеологией своей эпохи.

При комплексном подходе исследование этих источников позволяет лучше представить себе и некоторые более общие черты правовой культуры, о чем хотелось бы сказать подробнее.

Проблема правовой культуры в последние годы привлекает к себе все большее внимание отечественных и зарубежных ученых.9 При этом само понятие правовой культуры не имеет однозначной трактовки. Его можно определять как с позиций права, так и с позиций культуры. Первый подход характерен для правоведов, второй - для философов. Сложность исследования правовой культуры во многом определяется тем, что и право, и культура представляют собою многоуровневые системные образования. Они взаимодействуют как на системном уровне (причем границы самих этих систем недостаточно четки), так и на уровне отдельных элементов.10

Юристы обычно соотносят правовую культуру с такими понятиями, как правосознание, правовое поведение и правопонимание." В то же время право

8 К сожалению, применительно к истории права России этот принцип также соблюдается не всегда. Если в работах, посвященных византийскому и южнославянскому правовому наследию на Руси, соответствующие памятники подвергаются подробному рассмотрению, то с исследованиями, затрагивающими вопрос о западных влияниях, дело обстоит иначе. Это касается многих сюжетов - рецепции Магдебургского права, влияния саксонского горного права на развитие русского законодательства о недрах в XVIII в. и др.

9 Обзор см.: Муромцев Г.И. Правовая культура как объект научного исследования // Правовые культуры: история, эволюция, тенденции развития. Материалы межьузовской научной конференции 26 марта 2003 г. / Отв. ред. Г.И. Муромцев. М., 2003. С. 3-32.

10 Там же. С. 22.

11 См.: Право и культура. Монография/ Отв. ред. Н.С.Соколова. М., 2002. С.92-93; Смоленвая культура представляет собою один из элементов культуры в целом и тем самым подпадает под действие общекультурных закономерностей и под изучение социологии культуры.12 Как справедливо замечает один из авторов, «право как социальное явление динамично; право как культурное явление консервативно. Культура есть стабилизирующее начало в социальной динамике права, в правотворчестве и правовой практике».13

У многих современных авторов правовая культура выступает как понятие более широкое, чем правовая система (особенно заметно это в англоязычных работах 1990-х гг.). В исследованиях по истории правовой культуры ученые не ограничиваются рассмотрением правовых норм и правоприменительной практики. Они стремятся привлечь новые источники, не изучавшиеся ранее, но важные для выяснения правосознания (например, повествовательные источники, прошения о помиловании и т.п.). Хотя не все подобные исследования обладают достаточной полнотой и четким отграничением от смежных дисциплин, а полученные результаты не всегда сопоставимы, но в целом подобный подход открывает новые перспективы на нынешние и прежние общественные формы, до сих пор слабо или вовсе не изученные.14

Проблема правовой культуры неотделима от культурной истории вообще. Хотя понятие культурной истории так и не получило строгого научного определения, обычно оно включает в себя историю какого-либо объекта в тесной связи с восприятием его в различные эпохи, с теми смыслами, которые ему приписывались. В последние десятилетия в общественных науках многие области «культурализируются», наблюдается своеобразный «бум» культурной с к и й М.Б. Правовая культура: опыт социокультурного анализа. Ростов-иа-Дону, 2002. С. 6.

12 См.: Смоленский М.Б. Правовая культура. С. 6.

13 Малахов В.П. Право как феномен культуры // Правовые культуры: история, эволюция, тенденции развития. С. 35.

14 Harriet R. Rechtskultur in der Frtihen Neuzeit. Perspekliven und Erkenntnispotentiale eines modischen Begriffs // Historische Zeitschrift. Bd. 278. H. 2 (April 2004). S. 347-374. истории.15 Важное место в таких исследованиях занимает изучение конкретных практик, связанных с данным объектом, благодаря чему культурная история не всегда может быть жестко отграничена от смежных дисциплин, таких как история повседневности и историческая антропология.16

Правовая культура может быть интерпретирована как совокупность когнитивных (информационных) схем, сферой приложения которых является конструирование социальных практик, прямо или косвенно связанных с правовой регламентацией. При этом правовая культура предстает как «матрица» с неограниченным числом ячеек, причем накапливаемая информация никогда не стирается, а только меняет свой код (т.е. в данный момент та или иная характеристика культуры может быть значимой, а в другое время - несущественной). Обнаружение базовых когнитивных структур правовой культуры, исследование эволюции их содержания в сопряжении с социальными практиками позволяет выявить специфику правовой культуры того или иного конкретного обще

17 ства.

Один из важных аспектов правовой культуры - ее связь с письменностью. В интересующую нас эпоху постоянно увеличивается значение писаного права, что соответствовало общему вектору развития европейской цивилизации. Современный исследователь отмечает: «Цивилизационный потенциал права ко

15 Особенно характерно это для современной немецкой историографии, затрагивающей чрезвычайно разнообразные темы. Они касаются самого человека (культурная история тела, его болезней и иных состояний в разные эпохи), окружающей его вселенной (культурная история пространства, времени, стихий и природных явлений), вещественного мира (пищи, бытовых предметов, жилиша, орудий труда и др.), духовных явлений (например, религии и литературы), повседневных практик и различных занятий (будь то игры, телефонные разговоры или поиск места для парковки машин в городе и т.п.).

16 Подробнее см.: Daniel U. Kompendium Kulturgeschichte. Theorien, Praxis, SchlQsselwOrter. Frankfurt a.M., 2001; Э к с л e О.Г. Культура, наука о культуре, историческая наука о культуре: размышления о повороте в пользу наук о культуре// Одиссей. Человек в истории. 2003. М., 2003. С. 393—416; К р о м М.М. Историческая антропология. СПб., 2004.

17 Малахов В.П. Право как феномен культуры. С. 16-18. ренится в особенностях правовой материи. В частности в том, что значительная часть правовой материи воплощена в письменных текстах. С правом, с юриспруденцией сопряжено и развитие письменного слова».18

Исходя из сказанного, мы попытаемся рассмотреть не только создание и содержание правовых норм, но также закономерности их распространения и бытования как конкретных правовых текстов. Иными словами, речь пойдет о накоплении, потреблении и распространении правовой информации.19 В отечественной литературе эта проблема отчасти затрагивалась на материале византийских источников,20 но западноевропейское средневековое право в данном контексте не рассматривалось.

Содержание памятников анализируется прежде всего с историко-правовой точки зрения, по отдельным институтам. Однако, поскольку нами ставится задача комплексного изучения источников, постольку подобающее место отведено также историко-культурным аспектам проблемы (влияние средневекового мировоззрения на содержание и восприятие учредительных грамот и др.). При рассмотрении КГ и других грамот дано подробное истолкование их норм с демонстрацией явных и скрытых связей между грамотами и другими источниками.

Хотя развитие прусского права невозможно отделить от развития прусской государственности, история последней затрагивается в диссертации лишь по необходимости, поскольку организация и деятельность органов власти в Прус

18 Гриценко Г.Д. Правопонимание: антропологические и социокультурные аспекты. Ставрополь, 2002. С. 132.

19 Подробнее об этих проблемах в связи с общей теорией информации см.: Л у п п о в С.П. История книги как комплексная научная дисциплина // Проблемы рукописной и печатной книги / Отв. ред. А.А. Сидоров. М., 1976. С. 3-11; Немировский Е.Л. Некоторые вопросы общей теории книговедения и история книги // Там же. С. 11-24.

20Хвостова К.В.: 1) Проблемы социальной информации в средние века (на византийском материале)// Проблемы исторического познания / Отв. ред. K.B. Хвостова. M., 2002. С. 86-94; 2) Социальная информация в общественных отношениях в Византии // Вопросы истории. 2003. №11. С. 52-61. сии довольно хорошо изучены в литературе, в особенности благодаря новей

9 I шим работам польских ученых. Поэтому основное внимание будет уделено именно истории права.

Сведения о лицах, упоминаемых в КГ и в других исследуемых далее документах, нами, как правило, не приводятся; соответствующие персоналии подробно рассмотрены нами в печатных работах.

Исходя из научной и практической значимости избранной темы, степени и уровня ее разработанности, автор ставит перед собою цель на основе критического подхода к анализу историко-юридической литературы, привлечения новых архивных и иных материалов исследовать правовую систему Пруссии в период ее завоевания Тевтонским орденом.

Общая цель предопределила и основные задачи исследования:

1) установить предпосылки и условия появления правовой системы Пруссии в контексте политики Тевтонского ордена и в связи с общим развитием немецкого права;

2) проследить становление местной правовой традиции с учетом специфических интересов, которые преследовали представители различных политических сил;

3) рассмотреть юридические памятники Пруссии единый комплекс правовых текстов и детально проанализировать их правовые институты;

4) выявить с привлечением неопубликованных источников характерные черты, присущие правовой традиции Пруссии, в связи с политикой, правом, культурой, и сословным правосознанием того времени;

21 См. в особенности работы: Panstwo zakonu krzyzackiego vv Prusach. Podziaty administracyjne i koScielne / Pod red. Z.H. Nowaka. Torun, 2000; Jozwiak S. Centralne i terytoryalne organy wladzy zakonu krzyzackiego w Prusach w latach 1228-1410. Rozwoj - Przeksztalcenia - Kompetencje. Torun, 2001.

22Рогачевский А. Л. 1) Кульмская грамота - памятник права Пруссии XIII в. СПб, 2002; 2) Очерки по истории права Пруссии XIII—XVII вв.: (По материалам рукописных собраний Берлина и Санкт-Петербурга). СПб, 2004.

5) определить место правовой системы Пруссии в общеевропейской картине средневекового права.

Таким образом, научная новизна диссертации заключается прежде всего в том, что в ней впервые осуществляется комплексное, логически завершенное монографическое историко-правовое исследование правовой системы Пруссии XIII столетия. В работе предпринята попытка синтеза достижений историко-правовой науки и историографии истории Тевтонского ордена и Пруссии, обогащена источниковая и теоретико-методологическая база исследования, на основе которой выявлены конкретно-исторические особенности прусского средневекового права. Показана типологическая принадлежность правовых форм, возникших в Пруссии на этапе формирования орденской государственности.

Теоретическую и практическую значимость исследования ^определяют содержащиеся в нем выводы и положения, важные с научной точки зрения, а также разнообразный фактический и стагистический материал, на которые оно опирается. Они используются автором в учебном процессе (в лекциях, семинарах, методических рекомендациях для учащихся юридических и исторических вузов по курсам истории государства и права, всеобщей истории, а также исторического краеведения, поскольку заметное место в диссертации занимает материал, относящийся к территории нынешней Калининградской области), в дальнейшей научной разработке данной проблематики.

Географические рамки диссертационного исследования включают в себя как коренные прусские земли, так и две территории, присоединенные к ним на протяжении XIII-XIV вв. Это Кульмская земля (первоначально не причислявшаяся официально к Пруссии, но вошедшая в ее состав в XIII в. в связи с инкорпорацией епископства Кульмского) и Мемельский край, административно относившийся поначалу к орденской Ливонии, но отрезанный от нее территорией Жемайтии. Прусским властям он был подчинен формально лишь в 1328 г.

Однако благодаря географической близости данного района к Пруссии приемы колонизации и механизмы управления были здесь те же, что и в других прусских землях. Остальные же ливонские владения ордена остаются за рамками нашего рассмотрения, поскольку их развитие заметно отличалось от прусского, а Кульмское право не нашло в них применения.

Хронологические рамки работы определялись исходя из специфики развития Пруссии. В качестве terminus a quo нами избрано возникновение Тевтонского ордена (конец XII в.), который и стал основным носителем прусской государственности и создателем местной правовой системы. Что касается terminus ad quern, то в этом качестве выступает конец XIII столетия. К этому времени сложился корпус основополагающих правовых источников, надолго Определивших дальнейшее правовое развитие страны. Однако в некоторых случаях в настоящем исследовании используются источники более позднего времени.

Данное обстоятельство связано с тем, что целый ряд норм и положений, со держащихся в анализируемых нами памятниках, проясняется лишь ретроспективно, при обращении к материалам XIV-XVII вв. В особенности это касается положений, свидетельствующих о правосознании исследуемой эпохи.

ВЫВОД ДИССЕРТАЦИИ

по специальности "Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве", Рогачевский, Александр Львович, Санкт-Петербург

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотренный в настоящей работе материал позволяет прийти к следующим выводам.

1. Памятники права орденской Пруссии относятся к числу важнейших источников, раскрывающих черты формирования государственности в Пруссии в средние века. Эти черты определялись как общеевропейскими тенденциями государственно-правового развития, так и спецификой возникновения и эволюции Прусского государства. Связь с общеевропейской эволюцией права заключалась прежде всего в том, что с момента своего возникновения правовая система Пруссии во многом складывалась из институтов, сформировавшихся в ряде княжеств и регионов Европы (включая не только немецкие, но также нидерландские, венгерские, славянские земли). При этом с используемыми видами права (городского, горного, семейного и др.) орден мог быть знаком из первоисточника, поскольку тевтонцы имели многочисленные владения в указанных землях и поддерживали тесные связи с их правителями и знатью.

2. Специфика государственно-правового развития Пруссии объяснялась как ее военно-колониальным происхождением, так и общими закономерностями развития региона. Ведущей политической силой страны стал Тевтонский орден, который представлял собою иерархическую, жестко централизованную корпорацию. Это обстоятельство ярко проявилось в устройстве подвластных ордену земель и в правовой системе Пруссии. Будучи духовной и в то же время военной организацией, орден располагал дополнительными юридическими инструментами, позволявшими не допустить появления заметных альтернативных центров политического влияния, прежде всего в лице церковных властей.

Этому служили инкорпорация в орден почти всех прусских епископств, широко применяемое властями право патроната, возникающее на основании учреждения храмов или наделения их имуществом, ограничение повинностей колонистов в пользу церкви (особенно значительное сокращение десятины). Равным образом орден держал под жестким контролем и светских рыцарей. Хотя уже в XIII в. формируются отдельные крупные имения, власти не допускали политической самостоятельности их владельцев, а в основе орденского господства в Пруссии лежала не вассально-ленная, а должностная система, сложившаяся под влиянием права министериалов. Наконец, власти заметно ограничили и автономию возникающих в стране городов, что также упрочило власть тевтонцев в крае.

3. Значение источников прусского права XIII в. определяется прежде всего тем, что в них отразились методы колонизации края. Колонизация стала не просто одним из инструментов закрепления орденского господства в Пруссии, но и одной из существенно важных черт прусской истории. При изучении правовых памятников выявляется важнейшая черта колонизации Пруссии - ее рациональный и плановый характер. Рациональность заключалась в стремлении к комплексному решению военно-стратегических и хозяйственных задач, стоявших перед властями на этапе покорения и дальнейшего освоения края. Речь идет о продуманных мерах, способных привлечь колонистов и поставить на службу ордену некоторые местные элементы (предписания, касающиеся военного дела, имущественных отношений, политической организации создаваемых общин, прав церкви и др.). Плановый характер этих мероприятий, подтверждаемый данными орденской переписки, генеалогией колонистов и другими источниками, проявлялся в установлении длительных и прочных связей с базами колонизации на Западе, прежде всего с Саксонией, Силезией и прибалтийскими городами. Единство задач, которые ставили перед собою орденские и

епископские власти, обусловило другую существенную черту колонизации -значительное сходство ее методов и приемов. В первые десятилетия после вторжения в Пруссию колонизация была неразрывно связана с целями военной экспедиции, поэтому роль предпринимателей (так называемых локаторов, которые брали на себя вербовку колонистов) была ограничена.

4. Рациональность и плановость колонизации не могли бы быть обеспечены без письменной фиксации правовых норм, на которых строилось заселение Пруссии. Поэтому с первых же лет важнейшим юридическим инструментом колонизации стали учредительные грамоты, а также договоры властей с локаторами. Большое значение имело и установление регулярных правовых связей между колониями и материнскими общинами, проявлявшееся в присылке записей городского права и обращениях в суды более старых городов. Эти связи позволяли в готовом виде использовать достижения немецкой правовой традиции и вырабатывать на их основе новые нормы, приспособленные к специфике прусского общества.

5. Особое место среди юридических источников, появившихся в эпоху возникновения прусской правовой системы, заняла Кульмская грамота 1233/1251 г., ставшая образцом для большинства последующих грамот. Данная грамота и иные связанные с нею привилегии, а также возникшие позднее сборники Кульмского права в конечном итоге стали фундаментом местной правовой системы. Уже при издании Кульмской грамоты целый ряд ее положений был распространен не только на Кульм и Торн, но и на их округу и на всю Кульмскую землю. На протяжении XIII в. и позднее, благодаря многократным ссылкам на пример Кульма и Кульмской земли в учредительных грамотах новых городских и сельских общин, в Пруссии формируется и единое в основных своих институтах Кульмское право.

6. Возникновение и развитие Кульмского права предстает как крайне противоречивый процесс. Сама эта противоречивость определялась по крайней мере двумя факторами. Во-первых, это сам характер Кульмского права как права колонизации. Это право облегчало процесс колонизации и само было его порождением. Оно опиралось на передовые для того времени правовые институты, отвечало интересам колонистов и обеспечивало поддержку ордена с их стороны. Но именно поэтому оно объективно было направлено против коренного населения - пруссов. Пруссы (кроме некоторых представителей знати - нобилей) редко получали Кульмское право, которое было атрибутом наиболее привилегированных слоев населения. Не приходится говорить и о каком-либо синтезе прусского права с немецким, поскольку социальные и правовые различия между местным и пришлым населением оказывались слишком велики. Во-вторых, в рамках распространения единого по форме Кульмского права фактически протекают два параллельных процесса: с одной стороны, происходит образование общин, состоявших из свободных крестьян и горожан, а с другой- начинается формирование крупной земельной собственности, которое привело позднее к господству помещичьего землевладения и к определяющей роли дворянства в судьбах Пруссии.

7. Кульмское право стало ведущим, но не единственным правовым инструментом, который использовался орденом для установления и упрочения своего господства в крае. Это объяснялось тем, что власти стремились опереться не только на колонистов, но и на местные лояльные элементы, прежде всего на польскую шляхту и крещеных знатных пруссов. Адресованные им правовые нормы имели целью поставить эти группы населения на службу ордену. В отношении прусских нобилей дополнительно ставилась задача цель ослабить общинно-родовые связи между отдельной семьей и прусским племенем в це-

лом, чтобы ослабить сопротивление пруссов. В то же время тевтонцы не препятствовали полякам и пруссам применять местное обычное право, претерпевшее ряд изменений под влиянием христианизации. В итоге на протяжении XIII в. в Пруссии сформировалась сложная по своему характеру правовая система, объясняемая этносоциальной неоднородностью населения.

8. В правовых источниках Пруссии (прежде всего в Кульмской грамоте, других ранних привилегиях колонистам, в Христбургском мирном договоре с пруссами 1249 г.) запечатлелись многообразные черты средневекового правосознания и мировоззрения в целом: представления о миссии орденского государства, связанные с идеологией крестового похода, переход от устного, обычного права к праву писаному и установленному. Употребляемый в источниках термин «отечество» (patria) свидетельствует об эволюции правовых представлений: предполагается, что право распространяется именно на территорию, а не на группу лиц, как прежде. В свою очередь, это было связано с легитимацией и упрочением государственной власти, становлением системы территориальных княжеств и формированием представления о государстве, не связанном с личностью конкретного правителя.

9. Сравнительный анализ прусского правогенеза с правовым развитием других регионов Европы позволяет установить типологическую близость между местной правовой системой и правом государств, находившихся в сходных с прусскими военно-политических условиях. Если говорить о немецком ареале, то Пруссия была типологически сходна (хотя и не тождественна юридически) с марками на востоке Священной Римской империи. Но в еще большей степени подобное сходство демонстрируют каролингский Лангедок и Пиренейский полуостров при Реконкисте (VIII-XV вв.), Ирландия в период ее завоевания Англией (XII-XV вв.). Такие особенности представляются закономерными, по-

скольку для перечисленных регионов характерен феномен фронтира - подвижной культурной и военной границы между государствами. Фронтир сыграл особую роль в политико-правовой эволюции отдельных обществ и стал своеобразной «лабораторией» для создания новых государственно-правовых институтов. Поэтому и законодательная политика на фронтире для привлечения колонистов и закрепления новых территорий неизбежно приобретала сходные черты.

БИБЛИОГРАФИЯ ДИССЕРТАЦИИ

«Возникновение правовой системы орденской Пруссии»

1. D z i ej e Chetmna/ Zarys monograficzny. Wyd. II./ Pod. red. M. Biskupa. Warszawa; Poznan; Torun, 1987. S. 60.Rospond S. Stownik etymologiczny miast i gmin PRL. Wroclaw etc., 1984. S. 51.0Por?bska K. Stownik historyczno-geograficzny. S. 18.

2. Н i s t о г i a Torunia. Т. I. S. 120-121.

3. Ibid. S. 123; Rospond S. Stownik etymologiczny. S. 397.18 ПД. C. 54.

4. L u с i n s k i J. Przywilej chebninski 1233 г., jego tresC oraz dzieje jego postanowien // SC. Т. 1. S. 88.

5. О переносе города сообщают Торнскне анналы (SRP. Bd. 3. Leipzig. 1866. S. 58). 32Por?bska К. Stownik historyczno-geograficzny. S. 121.

6. Б a p д a x Ю., Леснодорскпй Б., П и е т р ч а к М. История государства и нрава Польши. С. 58.

7. D у g о М. Studia nad poczjykami wladztwa zakonu tiieinieckiego w Prusach (1226-1259). Warszawa, 1992. S. 160.25 Ibid. S. 162-163.

8. Сохранилось распоряжение Эберхарда фон Зайна (1251), посвященное управлению Пруссией и проливающее свет на состояние административных структур ордена (PUB I. 1. 1882. № 251).

9. PUB I I. № 105, 252. Русский перевод обеих редакций грамоты см.: Рогачевский А.Л. Кульмская грамота. С. 107-117.

10. Эсхатокол включает в себя конечную формулу, содержащую указание о скреплении документа печатями и перечень свидетелей (corroboratio), а также место составления и дату (datum).

11. Об этом подробнее см.: Рогачевский А.Л. Меч Роланда. Правовые взгляды немецких горожан X111-XVII вв. СПб., 1996. С.112-132.

12. Подробнее см.: К e у s e r E. Untersuchungen zur Siedlungsgeschichte der Stadte Thorn, Elbing und Konigsberg in der Ordenszeit // AF. Jg. 13. 1936. S. 23-24.

13. G a u s е F. Die Geschichte der Stadt KOnigsberg in PreuBen. Bd. I. Von der Grlindung der Stadt bis zum letzten Kurffirsten. 3. Aufl. KOln-Weimar-Wien, 1996. S. 8-9.

14. К г о I I m a n п С. Die Entstehung der Stadt Konigsberg (Pr.). 2. Aufl. (Alt-K6nigsberg. Schriften zur Geschichte und Kultur der Stadt KOnigsberg (Pr.). Bd. 1). KOnigsberg-Berlin, 1941. S. 8.

15. Keyser Е. oppidum Kunigsbergk. S. 358-359. См. также: Krollmann С. Die Entstehung der Stadt KOnigsberg (Pr.). S. 21-22.

16. Р и е р Г.Я. Кенигсберг XIII начала XVI в. - оплот агрессии немецкого рыцарства в Прибалтике. Дисс. на соискание учен. степ. канд. ист. наук. Минск, 1953. С. 192.

17. J a h n i g В. Verleihung des Kulmer Rechts an die Stadt Konigsberg Pr. // Ostdeutsche Gedenktage 1986. Bonn, 1985. S. 205.

18. Z u г k а I о vv s к i Е. Studien zur Geschichte der Stadt Mcmel und der Politik des Deutschen Ordens// AM. Bd. 43. 1906. S. 149-151.79 PUB I 1. № 262.80 PUB 1 l.№279.

19. Z u г к a I о w s к i E. Studien zur Geschichte der Stadt Memel. S. 151.

20. P о r ? b s k a K. Slownik historyczno-geograficzny. S. 21.89 PUB I 1. № 41.90 PUB 1 1. № 144.91 PUB I 1. № 182.

21. С z а г с i n s k i 1. Dzieje Chelmzy do polowy XV wieku. S. 35.94 Ibid.95 Culm. UB I. №84.

22. F r a n z W. Die Konigsberger Burgemamen des 13. und 14. Jahrhunderts und ifire Bedeutung fur die Bestimmung der Heimat der ersten Bewohner KOnigsbergs // Mitteilungen des Vereins Pur die Geschichte von Ost- und WestpreuBen. Jg. 9. 1933. Nr. 2. S. 26.

23. Нижненемецкий диалект оказался здесь чрезвычайно живуч и вышел из употребления лишь к середине XIX в. (S е i d е 1 W. Uber die Danziger Mundart, nebst ZusStzen zu Hennig's PreuBischen WOrterbuch // NPPB. 2. Folge. Bd. 1. 1852. S. 28).

24. D у g о M. Studia nad poczqtkami wladztwa. S. 202-203.

25. Kaim-BartelsA. Herausbildung und Rolle des Adels im mittelalterlichen PreuBen// Beitrage zur Geschichte WestpreuBens. Nr. 17. 2000. S. 10-11.

26. Ряд исследователей считает кашубов субэтнической группой поляков.1,0 PUB I 1.№ 119.

27. Небольшая область на левом берегу Древенца напротив Страсбургского комтурства, приобретена орденом у куявского князя в начале XIV в.

28. В i s k u р М., L a b u d a G. Dzieje Zakonu krzyzackiego w Prusach. Gospodarka spoleczenstwo - panstwo -ideologia. Gdansk, 1986. S. 240.1.2Okulicz-Kozaryn L. Dzieje Prus6w. S. 440.

29. S с h m i d B. Die Siegel. S. 180; К a h s n i t z R.: 1) Siegel des Deutschen Ordens. S. 72, 73; 2) Siegel als Zeugnisse. S. 370-371.

30. S с h m i d B. Die Siegel. S. 180-181; К a h s n i t z R. Siegel als Zeugnisse. S. 384.

31. Мы опираемся на современную типологию печатей, предложенную Т. Дидерихом: D i е d е г i с h Т. Prolegomena zu einer neuen Siegel-Typologie // Archiv filr Diplomatik, Schriftgeschichte, Siegel- und Wappenkunde. Bd. 29. 1983. S. 266,271.

32. К a h s n i t z R. Siegel als Zeugnisse. S. 369.

33. S с h a 11 e r M. Der heilige Tag als Termin mittelalterlicher Staatsakte// Deutsches Archiv filr Erforschung <les Mittelalters. Jg. 30.1974. H. 1. S. 1-24.

34. D i е S t a t u t е n des Deutschen Ordens nach den Mltesten Handschriften / Hrsg. von M. Perlbach. Halle a. S., 1890. S. 1-12.